я ношу кулон с буквой «И». — Он поднимает на меня глаза, и я ему грустно улыбаюсь. — Ты спрашивал однажды, почему я ношу кулон с буквой «И», если мое имя начинается на «К». Эту подвеску отец подарил маме, когда она родила меня.

И в подтверждение своих слов достаю из-под ворота водолазки золотую цепочку.

— Теперь понятно.

Сама не знаю, зачем я ему это сказала. Должно быть, ему нет до этого совсем никакого дела. Но мне почему-то захотелось поделиться с ним чем-нибудь важным для меня. Не на столько личным, как любимый мамин напиток, но тем не менее все же личным. Тем более что Максим сам однажды спрашивал.

Я кручу в своих руках кулон и чувствую, как из глаз начинают катиться слезы. У меня был чертовски сложный день…

Максим сразу слезает со стула и направляется ко мне.

— Эй, ты чего? — Он аккуратно дотрагивается до моего лица.

Если бы он только знал, как на меня действуют его прикосновения, то ни за что бы не сделал этого. Но я уже не могу сдержаться и начинаю рыдать еще сильнее. Утыкаюсь в его плечо и всхлипываю все громче и громче. Как же мне все надоело… Как же я хочу просто быть с Максимом. Просто быть счастлива. Без лишних людей и без лишних обязательств перед кем-то.

— Я так устала, Максим. Я так устала от всего этого… Вика, Егор… Я так больше не могу. Почему тебя так долго не было, Максим? — Я поднимаю на него глаза.

Моя маска снова сорвана и втоптана в землю, но мне плевать. Невысказанное меня душит.

— Разве меня долго не было? — Удивляется, — я сразу выехал, как закончил с тобой говорить. Ехал даже быстрее допустимого, наверняка придет несколько штрафов…

Боже, о чем он вообще говорит?

— Тебя так долго не было… Я ждала тебя… А ты появился, когда уже стало слишком поздно…

— Кристина, я приехал сразу, как только вы позвонили.

— Ты не понимаешь, я не об этом. Ты обещал меня найти и нашел. Но почему так поздно? Я ждала, а потом забыла тебя. Совсем забыла. И когда я от них всех устала и уже все для себя решила, ты приехал. Но уже поздно… Лучше бы ты вообще уже не приезжал. — Я громко всхлипнула.

Максим оторопел.

— Кристина, я не понимаю. Что ты имеешь ввиду? — Он берет мое лицо в руки.

Я смотрю ему в глаза. Он совсем не понимает. Он совсем ничего не помнит. Он совсем не испытывает дежавю в моем присутствии.

Как же это больно — понимать, что я для него совсем никто. Совсем чужая. Хотя, может быть, это и к лучшему, что он не помнит. Я уже давно выбрала себе цель в жизни, и ничто не должно вынудить меня, отказаться от нее.

Усилием воли я беру себя в руки. Спрыгиваю со стула и говорю:

— Не важно. Извини. Не бери в голову. Я пошла спать.

И удаляюсь к себе, чтобы снова собрать себя по кусочкам и вступить в новый день, в котором еще нет ошибок.

Глава 28. Завтрак

На следующий день, когда у меня звонит будильник в 9 утра, я уже слышу где-то недалеко голоса Кристины и Егора. Кузнецов не подвел и приехал с утра. Когда я одеваюсь и захожу на кухню, застаю их обоих завтракающими.

— Доброе утро, — говорю и протягиваю Егору руку. Парень отвечает на рукопожатие.

— Привет, — произносит Кузнецов с набитым ртом.

— Есть рисовая каша. Будешь? — Обращается ко мне Кристина.

На ее лице ни грамма косметики и ни грамма следов вчерашних слез. Даже не знаю, что из этого меня сейчас удивляет больше. Мне кажется, я ни разу не видел Морозову ненакрашенной. Не то чтобы она когда-то перебарщивала с макияжем, нет, но легкий слой пудры на ее лице я всегда замечал. И глаза она выделяла. Не броско, но заметно.

— Да, — отвечаю ей и собираюсь подойти к плите, на которой стоит кастрюля, но Кристина меня опережает.

— Садись, я тебе положу.

От неожиданности я замер. Мне не послышалось?

Совладав с удивлением, опускаюсь на барный стул рядом с Егором и наблюдаю за Морозовой. Она достала из шкафчика турку, насыпала туда чайную ложку кофе, залила водой и поставила на огонь. Пока кофе подходит, кладет мне в тарелку кашу и бросает сверху кусочек сливочного масла. Все именно так, как я ем дома.

Подает мне тарелку с ложкой и возвращается к кофе. Когда напиток закипает, наливает его в чашку и ставит передо мной.

Мне это не снится? Кристина действительно сейчас подала мне завтрак?

— Спасибо, — ошарашенно выдаю я и утыкаюсь в тарелку. Девушка возвращается на свое место и продолжает есть.

Каша оказалась очень вкусной. В меру сладкой и совсем без соли. Ненавижу соленые каши. И кофе черный без сахара. Как я люблю.

— Вкусная каша, — прерываю молчание, — кто варил?

— Я, — безмятежно отвечает Кристина.

Я удивленно вскидываю бровь.

— Ты умеешь готовить?

— Да.

— Не знал.

Девушка жмет плечами:

— Ты много чего обо мне не знаешь.

— Если бы ты была с братом поприветливее, может, он бы и узнал тебя с хорошей стороны, — вклинивается в наш диалог Егор. — Малыш, это самая вкусная каша из всех, что я ел, — он довольно улыбается своей девушке, а я незаметно сжимаю кулаки.

Мне не нравится, что он назвал ее «малыш». Мне не нравится, что он назвал меня ее «братом», потому что мои чувства к Кристине отнюдь не братские. Мне не нравится, что он может вот так просто ей улыбаться, а я нет.

Но Кристина права, я много чего о ней не знаю. Так почему бы сейчас, пока у нас на редкость непринужденная обстановка, не поговорить с ней немного?

— А что еще ты умеешь готовить кроме каши? — Аккуратно интересуюсь.

— Ну, конечно, борщ варить не могу, но а так много что. Мясо, рыбу, гарниры, различные супы…

— Удивительно, — я все еще пребываю в легком шоке. Это так не похоже на типичную представительницу золотой молодежи, какой Кристина является.

— Ничего удивительного. Когда умерла мама, папа еще не был так богат, и мы не могли позволить себе повара. И самому отцу готовить тоже было некогда: компания стремительно развивалась. Поэтому готовила я.

— В восемь лет??? — Я не могу скрыть своего изумления.

— Да, а что такого? Я сама готовила и убирала квартиру. Но уже через пару лет отец смог нанять повара и домработницу, так что свободное