говорим. Единственное, что мне ясно — я пьяна, влюблена и ревнива. Последние два пункта — впервые в жизни.

Так, Кристина Морозова. Сваливай с этой кухни, пока не наломала еще больше дров. У тебя есть план на ближайшие 10 лет, вот и следуй ему.

Поднимаюсь со стула, но Максим не отстраняется. Несколько секунд мы стоим слишком близко. Я снова чувствую его запах. Мята и горький апельсин. Совсем не как в детстве. Тогда он пах ирисками и свежей летней травой.

— Иди к своей Оле, — хочу сказать это как можно более безразлично, но выходит со злостью и обидой.

Обидой влюбленной и ревнивой девушки.

С как можно более прямой и гордой спиной я направляюсь к выходу из проклятой кухни, чтобы, перешагнув ее порог, умчаться в свою комнату и пустить на волю слезы, которые предательски собрались комом в горле.

— Она не моя. И это было не свидание, а просто дружеская прогулка двух одноклассников. Она показала мне пару мест в Москве. Вот и все. Мы не встречаемся.

Слова Максима заставляют меня замереть в дверном проеме. Я машинально поворачиваю к нему голову, совсем забыв, что в глазах уже стоят слезы.

Он их видит. Ну и пусть.

— Мне все равно, Максим. Делай, что хочешь.

Снова вру и тихо, как кошка, ухожу к себе, чтобы больше не сдерживать своих чувств.

Глава 27. Невысказанное душит

POV Кристина

После этой ситуации мне вроде удается взять себя в руки. Возможно, между Максимом и Олей действительно нет ничего серьезного, потому что в школе они держатся друг с другом приветливо, но по отдельности. Олейникова продолжает тусоваться со своим братом и его друзьями из параллельных классов. Максим же по-прежнему в моей компании.

Близится день смерти мамы, и я, естественно, собираюсь на кладбище. Вика увязывается со мной. Последний раз мы вместе ездили на могилу в 9 классе, и после этого у Вики случился приступ. Хорошо, что тогда были дома ее родители, мне не пришлось приводить ее в чувство самостоятельно. Хотя, стоит заметить, что ее маме самой в тот момент была нужна помощь. Но отец держался твердо. Вдвоем мы смогли вернуть Вике прежнее состояние.

С тех пор у Степановой больше не было срывов, и, казалось, она полностью излечилась. Поэтому я все же рискнула взять ее с собой.

Как же это было глупо с моей стороны. На кладбище у нее случилась истерика. Хоть Вика и утверждала всегда, что она плохо помнит тот день, была маленькой, а потом находилась в шоковом состоянии, но я знаю, что это не так.

Она все прекрасно помнит. До мельчайшей детали. Я в этом уверена.

Возможно, она сама пытается блокировать в своем мозгу эти воспоминания, но каждый раз, когда они к ней возвращаются, Вика срывается. Именно это и происходит на кладбище. Она начинает вспоминать.

Сначала у нее обычная истерика со слезами, а когда Сережа и Алена уезжают, и мы с Егором тоже садимся в машину, чтобы сначала отвезти Вику, а потом и самим отправиться по домам, у нее случается приступ.

Егор гонит, как только может. Если бы его машину останавливали, однозначно, Кузнецова лишили бы прав. Чудом он никого не убивает, пересекая на красный пешеходные переходы со скоростью под 200 километров в час.

Вике способно помочь только одно лекарство, и оно у меня дома.

Господи, как хорошо, что там есть Максим. Наверное, впервые за все время его пребывания в моем доме, я искренне этому рада. Самойлов приезжает быстро. Я вкалываю Вике дозу и жду, когда она погрузится в сон.

Мой герой снова меня спас. Хотя нет, даже не меня. Всех нас. Если бы не он, то пришлось бы вызвать психиатричку. Они бы закрыли Вику на несколько месяцев, а это только лишние вопросы и разговоры в школе.

Захожу на кухню к Егору и Максиму, когда Кузнецов уже собирается уезжать. Как не вовремя. Но я не могу требовать от него остаться, потому что знаю, что у него уже начались проблемы с родителями из-за того, что он слишком много времени проводит со мной и забивает на семью.

— Макс, а ты можешь остаться? — спрашивает Кузнецов.

— Хорошо, я могу остаться. Но завтра утром мне надо будет вернуться.

Меня это задевает. Куда он торопится в субботу?

Максим идет проводить Егора, а я остаюсь на кухне. В доме гробовая тишина, поэтому мне прекрасно слышен их разговор в коридоре.

— Макс, первое правило клуба… — Доносится до меня голос Кузнецова.

— Никому не рассказывать о клубе. Егор, я не треплюсь.

— Я знаю. Просто на всякий случай. И еще, Макс, не забывай, что Кристина для тебя сестра и не более.

Я закатываю глаза. Ну неужели Егор снял розовые очки с их Максимом дружбы и заметил в Самойлове угрозу? Я уже думала, что не дождусь. Может, хоть теперь он переквалифицирует Максима из разряда «друзья» в разряд «соперники» и минимизирует с ним общение?

— Чувак, у меня завтра свидание с Олейниковой. Ты о чем вообще? — Отвечает ему Максим.

— Да? Это отлично.

Егор захлопывает дверь, а у меня из-под ног уходит почва. Все-таки он с ней встречается… Мой герой теперь станет чужим героем.

Руки предательски трясутся, и чашка выскальзывает из ладоней, с грохотом разбиваясь о кафель. Максим спешит на звук и помогает мне убрать осколки. Когда мы заканчиваем с ними, наступает неловкая пауза. Я боюсь, что Максим тут же поспешит закрыться от меня в комнате, поэтому решаю хоть не на много продлить его присутствие рядом.

Его свидание завтра. А сегодня он все еще со мной.

— Можно попросить тебя сделать чай с мятой? — Обращаюсь к нему. Его удивляет моя просьба, но он соглашается. Я не говорю ему, что этот напиток был маминым любимым, и она всегда пила его перед сном. Это слишком личное воспоминание, которое я хочу сохранить только для себя.

Мы сидим в гнетущей тишине. Максим выглядит абсолютно безразличным ко мне и ко всему происходящему. Ну, а что мне еще от него ожидать? Неделю назад я очень сильно его обидела. Но я не могла тогда по-другому. Просто не знала, как.

— Вкусный чай, — я все-таки первой решаю прервать неловкое молчание.

— Спасибо.

И снова замолчали.

— Где мне лечь спать? — спрашивает он минут через пять.

— Дверь сразу после Викиной комнаты. Моя, если что, перед Викиной.

— Хорошо.

Еще через минуту я зачем-то ему говорю:

— Мою маму звали Ирина. Поэтому