Специфика китайской культуры, жестко утилитарной, прагматичной и склонной воспринимать (в том числе неосознанно) некитайскую часть человечества как варваров, способствует упрощению трудного положения китайской элиты путем постановки китайской глобальной мощи исключительно на службу решения текущих собственно китайских проблем. Учет глобальных последствий своих действий (кроме грозящих китайским интересам непосредственно) в этом случае не производится принципиально: основной недостаток просто начинает ощущаться если не как достоинство, то просто как одна из характерных естественных черт, имеющих полное право на существование.

Это существенное упрощение ситуации для китайского управления уже в ближней перспективе угрожает превращением его в потенциально разрушительный фактор для Китая, а значит, и для всего мира.

Ситуация качественно усугубляется тем, что китайское общество воспринимается Западом и базирующейся в его странах преобладающей частью глобального управляющего класса как смертельно опасный противник, подлежащий сдерживанию, изматыванию, но затем непременно уничтожению.

В самом деле, как ключевой участник глобализации Китай быстро и прочно вошел своим бизнесом (в том числе государственным) и довольно значительным числом своих представителей в глобальный управляющий класс. Однако в силу органической близости китайской элиты к своему народу (пугающе меньшей, чем еще полтора десятилетия назад, но увеличивающейся по мере успехов борьбы с коррупцией и в целом неприемлемой по меркам глобального бизнеса) она не предала интересы Китая и осталась его частью. Руководство Китая не стало, в отличие от элит многих других стран, частью глобального класса, управляющей своей страной и своим народом в интересах этого класса.

Насколько можно судить в настоящее время, это было воспринято глобальным управляющим классом как неприемлемый вызов и смертельно опасная угроза, которую просто нельзя терпеть.

Снятие патентной защиты с 3D-печати, ее довольно быстрое совершенствование и, соответственно, все более широкое распространение представляются не просто проявлением и доказательством склонности глобальных монополий к поддержанию технологического прогресса как такового. С сугубо практической точки зрения это признак того, что китайская элита не принята глобальным управляющим классом и приговорена им к уничтожению (по крайней мере в качестве глобально значимой силы). Ведь представляющаяся неизбежной революция 3D-печати перенесет производство относительно простых изделий непосредственно к местам их потребления и откроет эру комплексной и масштабной реиндустриализации США и Запада за счет деиндустриализации нынешних экспортных экономик, в первую очередь Китая.

Кстати, в аналогичном положении неприятия глобальным управляющим классом (и по схожим ценностным причинам), насколько можно судить, совершенно неожиданно для себя оказалось и политическое руководство России во главе с В. В. Путиным, против которых развязана, по сути дела, война без правил, включающая даже вполне официальное распространение самой откровенной клеветы. Ставшее нормой в отношении представителей российской и государственной элиты (после открытой и официальной организации Западом нацистского государственного переворота в Киеве в феврале 2014 года), оно было попросту немыслимо даже в самые напряженные времена холодной войны.

В этом плане представляется весьма существенным то, что США сумели подорвать вялотекущую реинтеграцию постсоветского пространства Россией при помощи организации нацистского переворота на Украине и формирования нацистской (по сути — агрессивно русофобской) государственности. Украина успешно превращена в кровоточащую язву Европы, подобную Косово, но качественно большую по своим размерам и качественно более разрушительную по последствиям своего разложения для будущего Европейского союза.

Руководство России, как это ни прискорбно, не смогло противодействовать США в этом направлении. Более того, во главе Евразийского экономического союза еще до украинской катастрофы был поставлен либерал Христенко. Принадлежность к либеральному клану, насколько можно судить, объективно превращает его в принципиального и последовательного противника реинтеграции постсоветского пространства с каким бы то ни было участием России.

Однако украинская катастрофа создала качественно новую реальность, в которой российский интеграционный проект не только не противоречит китайскому и ни в коей мере не конкурирует с ним, но и гармонично дополняет его и, более того, объективно является его частью. Это было осознано обеими сторонами и зафиксировано на интенсивных российско-китайских переговорах на высшем уровне в 2015 году, что качественно укрепило и расширило возможности долговременного и эффективного объединения российских и китайских усилий в глобальной конкуренции. Хотя это объединение осуществляется на основе исключительно прагматических мотиваций, оно имеет и внятную идеологическую основу — патриотизм, понимаемый как лояльность своему народу в противовес современному либерализму как лояльности исключительно глобальному бизнесу.

Важнейшим направлением российско-китайского стратегического партнерства в настоящее время представляется создание сухопутного торгового пути из Китая — «экономического пояса Великого шелкового пути» — с фактической интеграцией территорий, по которым он проходит.

В частности, следует вернуться к идее создания в Крыму дистрибуционной торговой базы китайских товаров, ориентированных на поставки в Грецию, на Балканы и в Восточную и Центральную Европу в целом (разумеется, с гарантиями сохранения демографического баланса в Крыму).

«Морской шелковый путь», также развиваемый Китаем, как прекрасно понимает его руководство, может быть в любой момент перерезан военной и политической мощью США, однако наличие его сухопутного дублера сделает такие попытки бессмысленными и, соответственно, крайне маловероятными. Кроме того, «экономический пояс Великого шелкового пути» позволит качественно повысить его пропускную способность и, соответственно, не только гарантировать, но и кардинально расширить доступ Китая на идеальные для него рынки беднеющей Европы.

Постоянство соответствующих экономических связей позволит создать тем самым основу для восстановления Евразии как единого хозяйственного организма, эффективно блокировав попытки США не допустить реализации этой концепции (никогда не стоит забывать, что это была, по всей вероятности, главная причина организации государственного переворота на Украине и в целом украинской катастрофы).

Важным направлением российско-китайского сотрудничества представляется и создание единой незападной финансовой инфраструктуры на всех уровнях (от системы межбанковских расчетов — аналога SWIFT — до собственной системы международно признаваемых рейтинговых агентств). При этом участие России в этом проекте, помимо обеспечения необходимой технологической поддержки (в настоящее время доступной Китаю не во всех сферах), станет крайне важной для остальных потенциальных участников этой инфраструктуры гарантией от потенциальной угрозы китайского доминирования в ней и, соответственно, ее использования в эгоистичных китайских целях.

Это позволит не просто надежно защитить незападные экономики от нестабильности глобальной рыночной стихии и гарантированно оградить их от разнообразных финансовых диверсий, мошенничеств и угроз, но и качественно ослабить глобальный управляющий класс, выведя из-под его власти и контроля огромную и неуклонно увеличивающуюся часть мировой экономики. Понятно, что ослабление глобального управляющего класса и защита национальных экономик от спекуляций с его стороны приведут к соответствующему росту влияния участников данной незападной финансовой инфраструктуры, в первую очередь России и Китая.