когда внезапно дверь открылась и вошел дежурный врач, а следом за ним милиционер в звании старшего лейтенанта. Традиционная советская форма сотрудника правоохранительных органов, на боку планшетка. Сбоку в кожаной кобуре — табельный пистолет. Сразу определил, что это был местный участковый. Внутри меня все оборвалось, неужели я как-то засветился в гостинице? Очевидцы или еще что…

Вот дерьмо!

— Савельев Алексей Сергеевич? — поинтересовался старлей, расстегивая планшет.

— Да, — взволнованно ответил я, поднимаясь с кровати. — Что-то случилось?

— Не волнуйтесь. Простая формальность. Я районный участковый, старший лейтенант Таранин, Федор Матвеевич. Проводится расследование, по поводу произошедшего вчера происшествия на дороге. Я обязан собрать информацию от всех свидетелей и участников.

Я демонстративно вздохнул.

— Ну, задавайте ваши вопросы.

— Это не займет много времени, — участковый присел на стул. — Вчера вечером, в пять часов двадцать семь минут на пересечении улиц Набережной и Лазарева, произошла автомобильная авария, — монотонным голосом начал зачитывать сводку Таранин. — Двигавшийся на высокой скорости автомобиль «ВАЗ-2101» с номером «4002 ФЛ» столкнулся с выезжающим со двора автомобилем «Москвич». В момент аварии вы находились в автомобиле «Москвич» модели «412», регистрационный номер «1673 КХ». Верно?

— Верно. Толька насчет номера ничего не знаю, — ответил я. — Как-то не ставил перед собой цель запоминать номер. Водитель, мой школьный друг и товарищ Женя Филатов. Я попросил его подвезти меня до бассейна «Лазурного». Затем в нас на большой скорости врезался белый «Жигули». В момент аварии я находился на пассажирском сиденье, справа от водителя.

— Хорошо. Что-нибудь еще помните?

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — От сильного удара я сразу же потерял сознание, а очнулся уже в машине скорой помощи.

— Может быть, вы знали водителя белой «ВАЗ-2101»? — задал очередной вопрос участковый. — Или машина была знакомой?

— Нет, — возразил я. — Как я его мог знать, если даже не видел, кто был за рулем? Да я даже про машину узнал с ваших слов.

— Угу, понятно. А как вы вообще оказались в той машине? Насколько я знаю, вы военнослужащий срочной службы и должны находиться в военном гарнизоне, что размещается рядом со станцией Янов. Так?

— Да. Я был в кратковременном увольнении. При чем здесь это?

— Ну, есть один любопытный момент. Ранее этот автомобиль «Москвич» был замечен у гостиницы «Полесье», где за час до случившейся аварии произошел интересный случай. По ложному вызову туда прибыла машина пожарной охраны. К счастью, никакого пожара не оказалось.

Ты смотри, а? Уже связали два факта воедино, когда успели-то?

— Ничего про пожар в гостинице я не знаю, — спокойно возразил я, изобразив удивление. — Я просто сел в машину Филатова, после чего мы направились по Курчатова…

— И никуда не заезжали?

— Нет! — я уже начал злиться, чего этот Таранин докопался до меня. — Послушайте, товарищ старший лейтенант, к чему этот допрос? Вы следователь или участковый?

Он посмотрел на меня удивленным взглядом, но ничего не сказал. Посмотрел на дежурного врача.

— Будем считать, что вы еще не отошли от аварии… — он снова принялся что-то записывать в свой блокнот. Через минуту участковый все убрал в планшет, поднялся и козырнув, вышел из палаты. Следом за ним направился и зевающий дежурный врач, которому особо и дела не было до вопросов, которые задавал участковый.

А я снова остался в одиночестве. Интересно, что это был за допрос? Старший лейтенант Таранин явно превышал свои должностные полномочия, хотя я не сильно разбираюсь. Настроение он мне подпортил, не скрою.

Остаток дня прошел незаметно, потому что большую часть времени я проспал. Проснулся, когда меня тормошила за плечо недовольная медсестра.

— Савельев, ты на ужин собираешься?

— А? Да! Конечно!

— Как вернешься, вытри пыль с тумбочек. Тебе будет полезно размяться.

Я поднялся с кровати — все болело, хотя и не так сильно, как утром. Все эти ушибы — ерунда, пройдет дней за десять. Работать мне, конечно, вряд ли разрешат, поэтому придется опять мять бока в лазарете. Там, конечно, Шевцов мне мозги промоет, но это мелочи.

Ужин оказался совершенно безвкусным. Переваренный рис и жареная рыба, яйцо, пара печенек и сладкий черный чай. Пациентов здесь было мало, поэтому ужин у меня прошел почти в полном одиночестве.

Вернулся в палату. По пути снова встретился с уборщицей, взял у нее книгу про графа «Монте-Кристо». Начал читать, но хватило меня всего на десять страниц. Снова заснул.

И вновь мне приснился сон, касающийся аварии — это уже становилось традицией.

На этот раз я был в роли ликвидатора — строили объект «Укрытие». Его жепо-другому называли саркофаг. Огромная конструкция из стали и бетона, возведенная практически в экстремальных условиях сильного радиоактивного загрязнения, накрыла собой разрушенный четвертый энергоблок. Это позволило значительно снизить выбросы радиации, чтобы продолжить дальнейшие работы по дезактивации территорий, а также запустить в работу третий энергоблок. Первые два уже были запущены и работали на номинальной мощности.

Сейчас я сидел в кабине огромного крана немецкой фирмы «Demag». Их было три, все привезли из Германии. Когда немцы узнали, в каких условиях нужно будет собирать эти краны, они отказались ехать, поэтому собирали своими силами — получилось даже быстрее. Высота этой махины сто метров — с той точки, где я находился, был хорошо виден развороченный провал энергоблока и обломки самого реактора. Все это выглядело страшно, было каким-то черным, уродливым. Возможно, сыграл роль тот факт, что я понимал, насколько опасно находиться рядом с провалом. Верная смерть. Это заложилось в меня настолько глубоко, что я даже испытывал некий страх, когда смотрел вниз.

Там же в провале, я видел обломки вертолета «Ми-8», который упал туда еще в мае, зацепившись лопастью за трос одной из кранов. Даже в мое время спорили, по какой причине упала винтокрылая машина… Жуткая картина.

Я видел, как на крыше третьего энергоблока работали биороботы — сгребали лопатами обломки графита. Прямо сейчас эти люди, одетые в максимальную, пусть и самодельную защиту, жертвовали своим здоровьем. Время работы на крыше составляло всего шестьдесят секунд — этого хватало только чтобы набрать две лопаты и сбросить обломки вниз. Но даже это незначительное время сокращало жизнь человека почти на четверть.

В какой-то момент перед глазами у меня начало темнеть, голова закружилась. С каждой секундой становилось хуже… В конце-концов, я просто рухнул на приборную панель и отрубился.

Очнулся я в своей палате. Снова в холодном поту, сон как рукой сняло. Эти максимально реалистичные сны меня пугали — почему это со мной происходит?! Чем они вызваны?

Помнится, что на какое-то время они пропали, но потом появились вновь. Складывалось ощущение, будто