Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты действительно, блядь, думаешь, что он отступит?
— Нет, — честно признаю я. — Но я думаю, что он может оступиться. Он зол, Найл, и его гордость уязвлена. Злые, гордые мужчины совершают ошибки. Если он поступит опрометчиво, то откроет нам путь к тому, чтобы положить этому конец, конечно при поддержке. Давай не будем поступать так же и предоставлять ему такую возможность.
Найл выпустил короткий, резкий вздох.
— Ты, как всегда, прав, — пробормотал он. — Но, черт возьми, я хочу прострелить этому человеку голову и покончить с этим для всех нас.
— Как и я. И кто знает? — Я одариваю его натянутой мрачной улыбкой. — Возможно, у нас еще будет шанс.
15
ЕЛЕНА
В день своего первого визита к врачу я испытываю невероятное беспокойство. Это как дополнение к постоянно присутствующей тошноте во время беременности, только на короткие мгновения я забываю о ней, и только что-то напоминает мне о том, о чем я должна беспокоиться. Адреналин захлестывает меня, заставляя ладони покалывать, а сердце биться, и этот цикл повторяется уже несколько дней.
Такое ощущение, что все вместилось в небольшой промежуток времени. Через два дня мы переезжаем в новый дом, и беспорядок, связанный с упаковкой вещей и стрессом, не способствует моему настроению. К этому добавляется клаустрофобия от того, что охрана Королей кажется, повсюду, Коннор приставил ко мне целую армию. И хотя Левин уладил все разговоры о том, сколько охраны будет в нашем доме и где, я все равно ненавижу это все каждую секунду.
Когда меня привезли сюда, дом Изабеллы казался мне тихой гаванью, но теперь каждый раз, когда я захожу куда-нибудь: на кухню за стаканом воды, в гостиную посмотреть телевизор, на задний двор, чтобы попытаться хоть немного успокоиться, повсюду охранники. Лиам и Коннор сказали, что их будет немного, но я не думаю, что они знают значение этого слова. К этому добавляется тот факт, что я даже не могу зайти в комнату, которую делю с Левином, чтобы уйти от них, не получив напоминания о предстоящем переезде от коробок, разбросанных по нашему полу, что должно меня радовать, но вместо этого напоминает мне, что скоро я впервые буду учиться делить жизнь с кем-то еще, жить с кем-то, только вдвоем, и этот кто-то на самом деле не хочет этой жизни со мной.
До сегодняшнего дня беременность не казалась мне вполне реальной. В моем теле пока ничего не изменилось, кроме болезненной груди и постоянной тошноты, которая начала понемногу стихать, но теперь добавилась раздражительность, буквально, меня бесят все вокруг, и прием у врача сделает теперь все реальным, а вместе с этим приходит напоминание о том, что Диего теперь угрожает не только мне. Мне есть о чем беспокоиться, и иногда это кажется непосильным.
Левин ждет меня в гостиной, когда я захожу за ним, и как только я вижу его, знакомая тоска снова нахлынула на меня. Она никогда не меняется, никогда не прекращается. Я не могу видеть его и не хотеть быть рядом с ним, прикасаться к нему, и я не могу не задаваться вопросом, прекратится ли это когда-нибудь. Смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя по-другому.
Он больше не прикасался ко мне с того самого дня в доме, который мы выбрали. Я знаю, что дело не в том, что он не хочет меня, а в том, что он хочет меня слишком сильно, но от этого не легче. От этого становится еще хуже, когда я понимаю, что муж хочет меня, но заставляет себя держаться подальше. Как это может не бесить?
Похоже, он намерен наказывать себя до конца своей жизни, и я оказалась втянута в это.
Я прошу Изабеллу тоже пойти со мной на встречу с врачом. Конечно, я хочу, чтобы там был Левин, но мне нужен кто-то, кто уже делал это раньше, чтобы помочь мне справиться с нервами. Она с готовностью соглашается, думаю, она бы обиделась, если бы я не попросила, и предлагает отвезти нас, но ее быстро прерывает высокий мускулистый телохранитель, стоящий у двери.
— Я отвезу вас, — говорит он категорично. — Приказ короля — вы, дамы, не водите сами.
Изабелла бросает на него яростный взгляд, и я бросаю взгляд на Левина.
— Разве ты не можешь отвезти нас?
Он бросает взгляд на охранника, который выглядит обеспокоенным.
— Я справлюсь, — говорит он мужчине в черной одежде. — Думаю, я еще смогу за ними присмотреть.
Я получила представление о том, каково Изабелле жить без этой постоянной тени, без ощущения, что за ней постоянно кто-то наблюдает, следит за каждым ее шагом. С тех пор как она приехала сюда, у нее появилась свобода, которой не было ни у кого из нас, и теперь, когда она появилась и у меня, возможность просто идти куда угодно без сопровождения, жить без напоминания о том, что за углом таится опасность и нас нужно от нее защищать, мне кажется ужасным возвращаться назад. Как будто все усилия, которые мы приложили, чтобы быть в безопасности, в итоге ничего не значат.
По дороге в кабинет врача мои нервы только усиливаются. Левин оглядывается на меня, и я вижу, как он сочувственно смотрит на меня, а его рука ложится на мое бедро. Меня пробирает дрожь от ощущения его руки на моей ноге, когда он не прикасался ко мне уже несколько дней, если не считать прикосновения его губ к моей щеке перед сном. Я знаю, что он замечает это, но ничего не говорит, хотя его рука остается на моей ноге.
— Все будет хорошо, — наконец тихо говорит он мне, заезжая на парковку перед кабинетом врача. — Нет причин думать, что что-то пойдет не так. Просто рутина. Я знаю, Изабелла тоже говорила тебе об этом.
Я киваю, с трудом сглатывая. Левин беспокоится обо всем, что нас окружает, что может навредить мне или нашему ребенку, о Диего, о людях, которые нас преследуют, о ком-то, кто все еще может затаить на него злобу из его прежней жизни, но я боюсь более мелких вещей,