Возвращаюсь к тому, чтобы устранять с эффективностью, а не к уничтожению вспышкой злости.

Я неохотно качаю головой в сторону Габа. Не меняя выражения лица, он продолжает свою игру, и я возвращаю свое внимание к Клайву, растягивая губы в фальшивой, как трехдолларовая купюра, улыбке.

— Наслаждайся.

Звук, с которым мое кольцо ударяется о стол, заставляет его вздрогнуть.

Выйдя на террасу, я держусь в тени, пока не добираюсь до самого дальнего конца пустой зоны отдыха, где звуки хорошо проводимого времени едва доносятся до моих ушей.

Небо темное, океан еще темнее. Волны бурные, безжалостные, и каждый раз, когда они бьются о корпус яхты, поднимается легкий туман и обжигает мою кожу.

Я прислоняюсь спиной к перилам, закуриваю сигарету и выдыхаю дым в оранжевый отблеск охранного фонаря. Каждая затяжка ослабляет еще один узел между моими плечами, и теперь, когда я установил дистанцию между собой и… проблемой, я вижу, насколько это банально. Даже нелепо. Во всех моих заведениях работает более двенадцати тысяч сотрудников, и я никогда не видел ни одного из них иначе, как цифрой в расходной ведомости. И это все, чем является Пенелопа — расходами. Цифра в таблице Excel, как и все остальные девушки. Еще раз затянувшись сигаретой, я даю клятву, что за то очень короткое время, что маленькая рыженькая будет работать на меня, она обойдется мне всего в доллар, а не в мое гребаное здравомыслие.

Даже если она вот так затягивает свой конский хвост.

— О, ради святого гуся, я же не ребенок, Анджело!

Мягкий, отдающий белым вином голос Рори разносится по ночи и привлекает мое внимание к французским дверям на другой стороне террасы. Несколько мгновений спустя она протопала сквозь них, и мой брат нависал над ней, как темная, защитная тень.

— Ни за что на свете я не позволю тебе смотреть, Сорока. Ты три дня подряд плакала, когда голубь влетел в лобовое стекло моей машины. Помнишь? Ты не сомкнула глаз, потому что тебя травмировал звук ломающихся костей. Знаешь, насколько громче звучат человеческие кости?

— Бенни не совсем невинная маленькая птичка, — огрызается она в ответ и пытается отступить к боковой палубе, но Анджело хватает ее за запястье и прижимает к своей груди.

— Но ты невинная маленькая птичка, — бормочет он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. — Моя маленькая птичка, и я не хочу, чтобы ты расстраивалась.

— Ладно, хорошо, — вздыхает Рори, прижимаясь к его груди. Они стоят так несколько мгновений, пока Рори не запрокидывает голову и не указывает в сторону океана. — Святой ворон, ты это видел?

— Что видел? — рычит Анджело, проводя рукой по задней части своих брюк, где, как я знаю, он держит свой пистолет.

— Я почти уверена, что только что видела горбатого кита.

— Правда?

— Ага, смотри.

Она указывает через перила на черную бездну. Мой брат высвобождается из ее объятий и, прищурившись, смотрит на горизонт.

— Я ничего не вижу, черт возьми.

Он слишком поздно понял, что Рори, зажав каблуки в руке, бежит по боковой палубе к носу. Сильный ветер доносит ее радостную, прощальную реплику.

— Горбатые киты в декабре? Не будь идиотом, детка.

Я громко смеюсь, и с другого конца террасы глаза Анджело находят мои и темнеют от раздражения. Я щелкаю воображаемым хлыстом, что только еще больше выводит его из себя. Он бормочет что-то горькое себе под нос, прежде чем отшвырнуть меня и ринуться вниз по палубе вслед за своей женой.

Все еще ухмыляясь, я поворачиваюсь, выбрасываю окурок в океан и упираюсь предплечьями в перила. Проходит всего несколько секунд спокойствия, прежде чем звон очередного разбившегося стакана заставляет мои плечи сжаться в тонкую линию и стирает ухмылку с моего лица.

Я потираю ладонью челюсть. Четыре.

Справа от меня распахивается дверь для персонала, соединяющая бар с зоной отдыха снаружи. Из нее льется белый свет и раздражение.

— Просто перестань болтаться у меня под ногами хотя бы некоторое время, ладно? — шипит Фредди. Мой взгляд скользит в сторону. Он придерживает дверь открытой и свирепо смотрит на Пенелопу, когда она проскальзывает мимо него на террасу.

Она оглядывается по сторонам, с недоумением рассматривая пустые столы и стулья, а затем резко поворачивается к нему лицом.

— И чем мне заниматься?

— О, я не знаю, Пенни. Может быть, собрать стаканы и вытряхнуть пепельницы? Ну, знаешь, то, чем занимаются настоящие бармены?

Пенелопа делает шаг к нему, но он закрывает дверь перед ее носом. Захлопывает ее, на мой взгляд, слишком сильно, и странное раздражение скользит по моей коже, холодное и жесткое. Наверное, это во мне говорит джентльмен. По своей природе мне неприятно наблюдать, как мужчина — особенно тот, кто находится на моем содержании — разговаривает с женщиной подобным образом, даже если она мне не нравится.

Мое собственное лицемерие не ускользнуло от меня, потому что, черт возьми, всего несколько часов назад я сказал этой же девушке, что должен был ударить ее молотком по голове. Как и то, что я выхватил свой Глок на свадьбе, это было совсем не в моем характере. Самоконтроль лежит в моей основе, привязывая меня к себе, как якорь, и, тем не менее, кажется, он бросает вызов гравитации в тот момент, когда она появляется в моем поле зрения.

Неприятное чувство собственничества охватывает меня и затягивается петлей на моей шее. Это похоже на то, как если бы она была моей, чтобы на нее злиться. И никого больше. Определенно не у гребаного бармена Фредди.

Она отталкивается от двери и пробирается между столиками, на ходу подхватывая пивные бокалы и зажимая их на сгибе руки. Мой торс изгибается, как будто он привязан к ней, заставляя меня наблюдать, как подол ее платья скользит вверх по бедрам, а ткань декольте приоткрывает грудь каждый раз, когда она наклоняется, чтобы взять очередной бокал.

Раздражение вспыхивает в моей груди с каждым шагом. С каждым проблеском обтянутого колготками бедра и каждым проблеском черного лифчика. Черный. Конечно, у нее черный лифчик. Держу пари, он еще и кружевной. Наверняка она никогда не подбирает его к трусикам, и, говоря о трусиках, держу пари, они непристойны. Зубная нить, которую я мог бы разорвать зубами, или, по крайней мере, такие, которые едва прикрывают ее киску.

Чёрт, как же она раздражает. Я уже подумываю выбросить ее за борт, основываясь только на своих предположениях о ее предпочтениях в нижнем белье.

Прекрати это. Она едва ли достаточно взрослая, чтобы употреблять алкоголь. Я весь горю и как раз