когда-нибудь снова меня облапает, я укушу его за руку, пока не почувствую вкус крови.

Но нет, я злюсь, потому что мне это понравилось. Я хотела этого. Хотела большего. Злюсь потому, что в тот момент, когда его мизинцы скользнули под бретельки лифчика, я уронила четыре пивных бокала, которые держала в руках, и вместе с ними рухнула моя железная стена.

Его руки на моем теле делали меня уязвимой, и именно этого он хотел. Он не злорадствовал, но я все равно почувствовала, как это стекает по моим плечам, горячее и липкое, как сироп, и его так же трудно смыть с моей кожи.

Я вздыхаю в тишине. Где-то за моими закрытыми веками на мраморную плитку капает вода из душевой лейки, а с потолка доносится приглушенный смех.

Боже, мысль о том, чтобы болтать с Анной и Клаудией — сучками без единого гребаного шанса — за водкой с содовой, не схватив хотя бы одну из них за голову, кажется почти невозможной. Я собираюсь потратить столько времени, сколько смогу, на подготовку и надеюсь, что никто не спустится вниз, чтобы найти меня.

Я отталкиваюсь от шкафчика, направляюсь к раковине и ополаскиваю лицо ледяной водой. Некоторые девушки оставили свои туалетные принадлежности у зеркала, поэтому я роюсь в блестящей косметичке Анны и нахожу очищающее средство, которое, похоже, стоит дороже, чем моя квартплата. Я выливаю шесть капель на ладонь, еще десять — в слив, и смываю макияж. Когда я вытираю лицо полотенцем, звук льющейся воды перекрывают тяжелые шаги, отчего волосы у меня на затылке встают дыбом.

Никакой обуви на палубе.

Если только ты не гость. Или, знаете ли, человек, который устанавливает правила.

Я напрягаюсь и поднимаю взгляд к зеркалу как раз вовремя, чтобы увидеть темный силуэт, появляющийся из-за ряда шкафчиков.

Белая рубашка. Золотая булавка на воротнике. Высеченные словно из камня черты лица.

Рафаэль Висконти выходит из-за угла, глядя на свой телефон. Он делает три шага к раковинам, прежде чем его взгляд перемещается на мои ноги в колготках, и останавливается как вкопанный.

Щелк. Звук блокировки мобильного. Недовольство отражается на его идеальных чертах лица, но к тому времени, как он засовывает телефон в карман и поднимает на меня взгляд, он притупляется от этого всезнающего, всевидящего веселья.

Мы смотрим друг на друга в течение трех беспокойных ударов сердца, и призраки его рук вспыхивают у меня под грудью, как неприятная сыпь.

— Это женская раздевалка.

— У меня есть глаза, Пенелопа.

— Ну, это не очень по-джентльменски — врываться в женскую раздевалку, не так ли?

Его взгляд темнеет, приобретая более грозный оттенок, и медленно его глаза прокладывают электрический след вниз по моему горлу, ключице и останавливаются на кулоне у меня на шее. Они опускаются к моему декольте на полсекунды, прежде чем вернуться к четырехлистному клеверу. Если бы я моргнула, то не заметила бы этого.

Господи, на этот раз я жалею, что не моргнула.

— Везучие девушки не роняют восемь стаканов в первую смену.

Ну что ж. Полагаю, мы просто проигнорируем тот факт, что я почти голая. На мне нет ничего, кроме лифчика, трусиков и пары черных колготок, но лицо Рафаэля выглядит так, будто он стоит на остановке и ждет гребанный автобус.

Что ж, двое могут изображать безразличие, даже если только один из нас действительно это чувствует.

Несмотря на то, что мое тело гудит от предвкушения, я привычно закатываю глаза, достаю увлажняющий крем Анны и наношу его на все лицо.

— Ты заблудился? — спрашиваю я тоном, пропитанным скукой.

Он прислоняется к шкафчику позади меня и бросает ленивый взгляд на часы.

— Я искал кое-кого другого.

Кое-кого другого. Раздражение скребет мою грудь, как наждачная бумага, и я намазываю это место кремом, как будто это поможет успокоить жжение.

— Ее здесь нет, — огрызаюсь я.

Его глаза сверкают.

— Кого нет?

Повисает тишина. Я прикусываю язык, чтобы не выдать брешь в броне безразличия, потому что мне бы не хотелось, чтобы он увидел под ней бушующее зеленое чудовище. В любом случае, его там даже быть не должно.

Конечно, я могу только предположить, что он здесь для того, чтобы встретиться с Анной, и мысль о том, что он зашёл в раздевалку в надежде застать ее в лифчике, трусиках и колготках, делает идею схватить ее за волосы еще более заманчивой.

Проходят секунды, каждая из которых капает, капает и капает на мою кожу, как китайская пытка водой. Почти невозможно изображать беспечность, когда меньше чем в метре от меня стоит мужчина ростом шесть футов четыре дюйма с большими горячими руками.

Меня раздражает, что он всегда выглядит безупречно. Время близится к полуночи, он выпил девять бокалов виски, — я сосчитала — а его пиджак от костюма в данный момент засунут в морозильник на кухне. Я знаю, потому что я его туда положила. Но все равно он выглядит свежим, как зимнее утро. Складка спереди на его брюках достаточно острая, чтобы порезать мне кожу, и даже с увеличительным стеклом я сомневаюсь, что нашла бы морщинку на его ярко-белой рубашке.

Держу пари, он гладит свое постельное белье. Ну, во всяком случае, заставляет кого-то из своих приспешников делать это за него.

Я набираю в ладони еще больше крема, отчаянно желая чем-нибудь заняться. Как раз в тот момент, когда я собираюсь придумать какое-нибудь остроумное замечание, просто чтобы разрядить тяжелое напряжение, давящее на мою голову, темная тень перемещается над раковиной.

Срабатывает инстинкт самосохранения. Рафаэль быстр, но я еще быстрее, потому что воспоминание о том, как он прижал меня к перилам сзади, болит, как открытая рана, и я отказываюсь снова ставить себя в такое уязвимое положение. Я разворачиваюсь и прижимаюсь спиной к стойке, как раз в тот момент, когда его руки опускаются по обе стороны от меня.

Наши взгляды встречаются. Его рот кривится. Мои легкие сжимаются.

Это была плохая идея.

Я прерывисто втягиваю воздух, и от довольной ухмылки ямочки на его щеках становятся глубже. Его насмешливый взгляд изучает мой.

— Как прошла твоя первая смена?

Я отшатываюсь от вежливого и профессионального тона, щекочущего мой нос, это противоречит головокружительному теплу его тела, прижимающегося к моей груди. Я не могу сказать, что когда-либо стояла так близко к мужчине, будучи полуголой, и заставляла его обмениваться любезностями. Особенно когда моя грудь задевает холодные пуговицы его рубашки каждый раз, когда я дышу.

Блять. Из всех дней, именно сегодня мне следовало надеть бюстгальтер с мягкой подкладкой.

— Все было