— Ладно, — согласился Николай, — пойду других опрашивать. Возможно, кто-то знает что-то и тогда получит премию от ГУВД…

Он подошел к соседней квартире и позвонил. За спиной щелкнул замок. Францев обернулся и увидел приотворенную на ширину цепочки дверь, в щель выглядывала пожилая женщина в халате с ромашками.

— Чего хочешь? — спросила она.

— Да это не я хочу, — начал оправдываться Николай, — начальство гоняет с опросами, как будто других дел у меня нет. Разыскивают какую-то женщину, которая будто бы в этом районе жила. Вот раздали распечатку ее старого паспорта, но с того времени почти двадцать пять лет прошло.

Он достал из кармана согнутый лист и дал старухе. Та стала вглядываться, а потом захлопнула дверь и скрылась за ней с листочком в руках. Он опять нажал на кнопку звонка. Дверь тут же отворилась, и он снова увидел хозяйку: на сей раз она была в очках.

— Без них ничего не вижу, — начала объяснять хозяйка квартиры. — То есть вижу, конечно, но читать не могу. А раньше у меня знаешь какое зрение было! В окно смотрю и вижу, как муж из универсама и все бочком-бочком куда-то… Никто не верил, что такое зрение бывает, ведь тут до универсама… — Она говорила и рассматривала распечатку. — Нет. Не было здесь такой! Это какая-то девка совсем уж молодая. А здесь она не проживала вроде.

Францев показал на квартиру, в дверь которой собирался звонить.

— А мне говорили, что здесь обитала семья: бабушка и ее дочь с ребенком, девочкой…

— Жила, — согласилась старуха. Она снова взяла лист с фотографией и начала вглядываться. Потом покачала головой: — Не знаю, что и сказать. Если это девочка такая стала… Но все равно изменилась. Тут ведь на днях еще участковый приходил с такими же вопросами, но без фотографии… Ничего про премии не сказал. Не сказал, а прыг-прыг по этажам. Ко мне зашел, а я даже не поняла, чего он хочет. Вот у тебя на листочке написано Романова. А таких здесь не было вовсе. Когда-то давно у меня здесь соседи жили, как раз там, куда ты тоже начал звонить, жили… Как раз бабка их, дочка и девочка. Но фамилия была точно другая… Какая же? Не помню, а раньше у меня знаешь какая память была — все удивлялись. Меня ночью разбуди и спроси: «Какой почтовый индекс в поселке Уэлен на Чукотке?» Я ведь на почте работала. И я говорила, потому что память была. А ты спрашиваешь про соседей… Все, вспомнила! Петровы их фамилия. Бабку уж не помню, как звали, дочку Нина, а девочку Светочка… У них еще отец был, то есть у Светы этой был отец, стало быть муж Нины, но потом они развелись, он себе новую завел, а после умер… И его новая жена претендовала на жилплощадь как его наследница. У них-то метры были приватизированы… В общем, война у них тут была. Приходили какие-то парни, дверь ломали… А я милицию вызывала, потому что ничего не боялась. Я даже этим бандитам открыто заявила, что если они не прекратят свои бесчинства, то вызову милицию! Ой… — всплеснула руками женщина, — чуть не забыла, — она выглянула на площадку и перешла на шепот, — потом Светочку изнасиловали. Ей лет-то было двенадцать, наверное… может, четырнадцать. Я в окно смотрела, вижу — подъехала какая-то иномарка черная. Сразу поняла, что бандиты. Оттуда выходит парень в кожаной куртке, а потом он выносит Светочку на руках, потому что она идти сама не может и вся она истерзанная… Я выскочила на площадку, думаю, как сейчас двину этому насильнику по его морде. А когда парень поднялся, вижу, что и он чуть не плачет. Показала ему квартиру, сама позвонила в дверь. Нина как раз открыла, они зашли… А потом Нина со своей матерью-старухой поняли, что случилось, и как завыли обе! У меня тоже слезы из глаз в два ручья. Вызвали ментов. Парень к тому времени уже уехал. Номер его машины я не записала, то ли не успела, то ли не сообразила. Менты говорят, что мы сами виноваты, что не задержали его для дачи показаний. А как им расследовать, если нет показаний? А Светочка молчит и ничего не говорит… Потом ее в больницу отвезли… Долго они уже здесь не прожили… Потом тут разные жильцы были… Снимали эту квартиру. Разные, в том числе и девки эти самые — прости господи. А кто сейчас — даже не знаю. Вроде мужик какой живет, но не уверена. Он редко появляется и не здоровается никогда.

— Петровых не видели больше?

— Нет. Но мой муж видел… Или ему показалось, что видел. Он ведь всю жизнь за баранкой… Работал на «Газели», развозил по магазинам продукты, рассказал как-то, что в другом конце видел Светочку, но той было уже лет семнадцать или больше… Говорил, что одета она была плохенько — как бродяжка выглядела. Ходила возле универсама. Собирала картон упаковочный и на тележку складывала — видимо, сдавать собиралась. Он к ней подошел, по имени назвал. Но она головой качала — будто не она это. А потом и вовсе скрылась, тележку свою бросила. Витя, правда, усомнился потом… Но похожа, говорит, очень. Худая, костлявая и глаза печальные. Но в те времена, сами знаете, у половины населения были глаза печальные, потому что радости в жизни ни у кого не было, разве что у олигархов и артистов эстрады, которым деньги кидают, а они задницами крутят и радуются…

Старуха замолчала, вздохнула и заглянула Францеву в глаза.

— Помогла я вам?

— Скорее всего, нет, — признался Николай, — но в жизни ничего просто так не бывает.

— Это точно, — подтвердила бабка, — у меня брат двоюродный сорок лет назад уехал на БАМ, и след его простыл. А тут по телевизору показывают его и фамилию пишут «Косолапов». Глазам не верю — Николай Косолапов. И ведь так молодо выглядит паразит! Я даже подумала, чем же его все эти годы на БАМе кормили? Оказался его родной сын. И тоже Колька! Так что совпадений просто так не бывает, это точно. Я даже письмо хотела ему написать, но потом передумала… Кто я ему теперь? Он ведь депутат. В смысле, сын его депутат.

— Милиция тогда, когда девочку привезли, врача вызывала? Протокол составляли?

— Никого не вызвали, — покачала головой бабка. — Нина попросила этого не делать, да и менты тоже не хотели. Это ж простую девочку изнасиловали. Вот если бы депутата… — Старуха перекрестилась: — Дай бог им всем здоровья!

Францев