— Вы чего?

— Простите, это нервное, — пробормотала Даша; до сих пор не могла поверить, что нападение охранника закончилось не задержанием, а ценником. — Я не знала, что это отдельная услуга. На кассе ничего не сказали.

— Ну так а язык вам на што? Во народ, а. Спросить же можно. Это пятьсот рублей стоит.

— Пятьсот рублей за фото с кадавром?

— Ну.

— В кассе оплатить?

Охранник проводил Дашу до кассы и, увидев, как она оплатила услугу, сразу как будто бы подобрел и расположился к ней. Даже помощь предложил: «хотите, я вас с ним сфотографирую?» Его звали Игорь, он, кажется, вполне осознавал, что похож на горгулью, и говорил поэтому мягко, словно пытался компенсировать свой свирепый внешний вид спокойствием речи. Даша спросила, как ему тут работается, и он немного рассказал о себе: раньше, мол, жил с семьей в Ростове, работал в «Россельмаше» инженером на конвейере, отвечал за сборку молотилок для комбайнов. Потом завод «по понятным причинам» закрылся, и они с семьей перебрались в Армавир. Местный лагерь в каком-то смысле стал тут «градообразующим предприятием», почти все мужчины так или иначе работали в лагере или обслуживали его. Платили мало, зато стабильность и пенсия.

— А к кадаврам как относитесь? — спросила Даша.

— Да как к ним относиться-то? Тьфу. — Он выразительно плюнул в сторону мертвого мальчика.

— Мне говорили, тут где-то еще один есть, их тут два должно быть, — начала Даша. Подумала: если тут ценник на фото с кадаврами, может, на второго за деньги дадут взглянуть?

— Есть. То есть был.

— В каком смысле?

— Ну как, — Игорь дернул плечом, кивнул куда-то вдаль. — Я не знаю, что там случилось, у меня выходной был. Просто пришел на смену, смотрю, а там рожки да ножки. Его обожгло как будто. Дитятку. Там живого места нет, стоит головешка черная. И землю вокруг тоже. Ну, выжгло. Туда теперь не пускают никого, оградили все.

— И давно оградили?

— Да полгода как. Около того.

Глава без номера

Глава девятая

Армавир — Пятигорск

В Армавире они задержались еще и потому, что тут жила бывшая жена Матвея, Марина, и он хотел заехать к ней, забрать вещи, забытые еще при разводе. Подъезжая к дому, он все сильнее нервничал и ерзал.

— Надо было цветов купить. Или не, не надо. — Он посмотрел на Дашу. — Или надо? Она подсолнухи любит — это я точно помню. — Сдал на обочину, затормозил. — Хотя, если я приеду с цветами, она может решить, что я пытаюсь ее вернуть, а это не так. — Даша с интересом наблюдала за тем, как брат медленно сходит с ума. — Ну то есть, я люблю ее и все такое, и сделаю для нее все, но я не то чтобы, понимаешь? — Он выдохнул. — Как я выгляжу? Достаточно серьезен?

— Серьезен как инфаркт, — сказала Даша.

Матвей кивнул.

— Выйду подышать.

Вышел из машины и стоял неподвижно минуты две, уперев руки в бока. Затем сел обратно.

— Нормально все будет. Да? Приеду там ля-ля, все живы-здоровы, счастье какое. Никаких ссор и срачей, соберу вещи, сумку на плечо, и пулей в Пятигорск. — Он замолчал ненадолго, словно завис, затем вдруг посмотрел на Дашу. — Ты есть не хочешь? Я че-то прям хавать захотел. — Даша хотела было ответить, но он тут же перебил. — Нет, ты права, сначала дело, а потом уже поесть.

Семья Марины жила в районе, который всегда поражал Дашу: дома здесь были все старые и пестрые, как будто собранные из разных видов конструктора, с пристройками, надстройками, подстройками и недостройками. В одном из таких домов и жила семья Котрикадзе. Это был двухэтажный старый дом с колоннами у входа — еще в девятнадцатом веке он принадлежал какому-то местному купцу, потом, во времена Союза, его использовали как дворец бракосочетаний или вроде того, теперь же в комнатах с лепниной и высоченными потолками, где раньше узами брака соединяли сотрудников и сотрудниц местных радиотехнических предприятий, жили сразу несколько семей.

Даша отстегнула ремень безопасности.

— Мне, наверно, тоже надо зайти поздороваться.

— Не, лучше не надо, — сказал Матвей. Она вопросительно посмотрела на него, и он пояснил. — У нас сейчас такой период. Она такая, ты знаешь. Если с тобой сейчас зайду, подумает, я позвал, прикрываться.

— Э-э-э… ладно.

Матвей поднялся на крыльцо, пару секунд мялся перед дверью, нажал на звонок и сунул руки в карманы — глубоко, как школьник, который впервые пригласил одноклассницу на свидание и теперь на пороге ждет встречи с ее батей. Дверь распахнулась, и он вошел. Даша сидела в машине, праздно листала новостную ленту, когда в одном из окон дома появилась тетя Эка, мать Марины. Она перегнулась через подоконник.

— Даша, родная, скажи пожалуйста, а это что такое? Это как понимать? Мы тебя чем-то оскорбили? Ты нас больше не любишь?

Даша почувствовала, как краснеет.

— Да я же… я просто…

— Какое зло мы тебе сделали?! Ну-ка быстро заходи, я тебя покормлю.

— Но мы уже собирались ехать.

— Ничего не хочу слышать!

Даша зашла в дом, свернула на кухню и тут же остановилась, заметила отметки роста на дверном косяке. Матвей каждый год в день рождения измерял дочку Настю. В самом низу была первая отметка «3 года», затем написанные синим маркером цифры ползли все выше по косяку, 4–5–6–7 лет и так далее, последней была отметка «13 лет». Даша отвела взгляд и прошла в кухню. Тут был дым коромыслом, на плите на всех конфорках стояли сковородка и три огромные кастрюли.

— Сейчас положу тебе! — тетя Эка открыла одну из