кастрюль, зачерпнула половником суп, налила в тарелку, поставила на стол. На плите зашипело, и тетя Эка кинулась обратно.

— Прости, что я вот так, — сказала она, — у меня тут, сама видишь, нам сегодня продукты привезли наконец, лагман готовлю, борщ и лапшу. Все сразу, полный дом голодных ртов. Попробуй и скажи, как по соли.

Даша зачерпнула суп ложкой, подула и попробовала.

— М-м-м, очень хорошо. Вам, может, помощь нужна? — спросила она, наблюдая, как тетя яростно нарезает лук огромным ножом.

— Ой, ну вот еще! Ты гостья! Сиди, я сама. Ты извини, что без хлеба. Вчера в «Цилинь» завезли, я талоны в зубы и вперед, в очереди как дура, а он, прикинь, из этой синтетической муки. Дрянь та еще, как будто картон жуешь. Совсем уже. — На плите снова зашипела сковородка, тетя Эка выругалась и кинулась к ней, потянулась убавить огонь и схватилась за поясницу.

— Ох.

Даша подскочила к плите и убавила пламя, открыла крышку, сняла деревянную лопатку со стойки и помешала уже начавший подгорать лук.

— Спасибо, дорогая, — смущенно сказала тетя Эка. — Совсем я старая уже. Надо хорошо помешать, а то подгорит.

— Да нет проблем, — Даша сдернула с кухонной стойки прихватку, схватила сковородку за ручку и ловким движением повара-виртуоза подбросила все содержимое в воздух и вновь поймала.

— Ни фига себе! Вот это фокус. Это как ты так?..

— Ты спрашивала, чем я за границей занималась. А вот чем, — Даша снова подбросила содержимое сковороды. — Лапшу готовила.

Тетя спрашивала ее про жизнь, бог ты мой, как хорошо, что ты вернулась! Даша вежливо отвечала: она не совсем вернулась — она в России по работе, приехала в экспедицию, но тетя не слушала, говорила свое, жаловалась на здоровье, причитала. Их разговор прервали внезапные крики из-за стены.

— Господи, ты зачем приехал вообще? Ради этого? — это была Марина.

— В смысле зачем? Ты сама просила! — отвечал Матвей.

— Я! Просила! Ха!

Кто-то хлопнул дверью. Это была еще одна особенность дома — поразительная акустика и слышимость. Все еще держась за поясницу, тетя Эка вышла с кухни и шикнула на Марину с Матвеем. Голоса стали тише: слов было не разобрать, но интонации не оставляли простора для интерпретаций. Вскоре из-за стены, кроме взрослых криков, стал доноситься детский плач, затем залаяла собака, и Даша удивленно обернулась.

— Вот же дурни, Зару разбудили, — цокнула языком тетя Эка.

Дверь распахнулась, в кухню ворвался Матвей, весь красный, волосы растрепаны, вены на шее вздулись — еще секунда, и схватит сердечный приступ. Он увидел Дашу в фартуке за плитой и замер.

— А ты че здесь делаешь? Я же сказал в машине ждать.

— А ты здесь не хозяйничай, Матюш. Сказал он, ишь! — фыркнула тетя Эка. — Гостей на пороге держать — смертный грех. Садись поешь лучше. У нас лагман готов уже.

Матвей оглядел стол, на лице его отражалась внутренняя борьба: он явно хотел есть, но гордость не позволяла остаться.

— Нет, — сказал он. — Нам пора.

>>>

Матвей гнал «Самурая» по трассе, лицо у него до сих пор было красное от обиды и злости.

— Чем пахнет? — спросил он. — Как будто хлебом.

— Мне тетя Эка тут завернула, — Даша зашелестела пакетом. — Хлеба нет, но есть сыр, колбасы немного. И лаваш из цилинь-муки. Хочешь, бутерброд сделаю?

— Нет, — сдавленно сказал Матвей. — Я сейчас где-нибудь у дороги заведение найду и там похаваю.

— Матвей.

— Что?

— Ну что за детский сад?

— Какой детский сад? Никакого детского сада.

— Ты до сих пор держишь бойкот, потому что тетя Эка когда-то назвала тебя «жирненьким поросяткой»?

— Ничего подобного.

— Тогда не выдрючивайся и возьми бутерброд.

— Нет. Просто, — он вздохнул, — просто оставь меня в покое.

Дальше ехали молча. Когда выезжали из города, на пути у дороги показалась вывеска «Дядя Ваня». Даша указала на нее пальцем.

— Что? — спросил Матвей.

— Ты же говорил, что хочешь есть.

— А, да. Блин. — Он стал вертеть головой, смотрел в зеркала. — Зараза! Тут двойная сплошная, не развернуться. Ты же потерпишь немного?

— Я вообще не голодная.

Они катили вдоль водохранилища, когда Матвей вдруг резко стал тормозить и сдавать к обочине — впереди виднелась забегаловка — и вывеска «Раки-Раки».

— «Раки-Раки»? Серьезно? — спросила Даша, но Матвей уже отстегнул ремень и вышел из авто.

Внутри было душно, и стоял почти нестерпимый запах речной тины и вареных раков. Это было одно из тех заведений, где открывашки для пива цепочками прикованы к столам. В углу бубнил телик, мордатый мужик за стойкой заметил их, но даже не пошевелился, когда они подошли, — смотрел футбол. На нем была белая майка-алкоголичка и серый заляпанный жирными пятнами фартук. Голова была абсолютно лысая, а плечи и руки словно покрыты густой черной шерстью.

Матвей подошел и спросил, как долго ждать раков. Хозяин растопырил две пятерни. Матвей обернулся на Дашу.

— Тебе брать?

— Пожалуй, нет, — сказала Даша, глядя на висящие над кассой липучки для мух, обвешанные гроздьями трупов. — Что-то как-то аппетита нет.

Матвей взял с прилавка заламинированный листок, заменявший тут меню.

— О, у них шашлык еще есть. Будешь?

— Я же сказала — не буду.

— Ладно-ладно. Херасе у вас цены. А это сколько раков в порции?

— Мы на вес торгуем. Одна порция — один килограмм.

— Угу, — Матвей напряженно просматривал позиции в меню, вскинул брови. — Хех, прикинь, Дашок, тут раки с мятой есть! Прикол! А названия, смотри: «Наши раки не для скуки», «Танец маленьких раков», «Рак — всему голова». Во дают. Ну что ж, — он хлопнул листком-меню по прилавку, словно выкинул козырного туза. — Для начала пять порций шашлыка. А еще, так-так-так, да, вот оно,