Несда и Душило известию о побитых куманах обрадовались, а про ляхов согласно рассудили: как придут, так и уйдут.

Глеб Святославич к новгородцам тоже не мягко подошел. Сев в княжьих хоромах на Ярославовом дворище, собрал бояр с епископом и сказал:

— Вот что, мужи новгородские! После Всеславова разоренья вы, конечно, город отстроили, честь вам за это и хвала. Но теперь Всеслав в большей силе, чем тогда был, и по-прежнему точит на вас зуб. Вы мужи вольные, и князь вам нужен лишь для защиты от врага. Потому слушайте, что скажу: моя дружина мала, и надо ее усилить. Дар, который вы раньше платили князю, слишком ничтожен. Отныне Новгород будет давать мне вдвое против прежнего.

Бояре расшумелись. Бороды на Глеба Святославича уставили и полыхают праведным гневом — слыханное ли дело, князь прибавки требует! Такого себе даже Ярослав по прозванию Мудрый не позволял, а был он тяжел на руку и скор на расправу. От Ярослава же и грамоты остались — о дарованных Новгороду правах. Эдак если дела решать, скоро опять велят платить Киеву выход в две тысячи гривен? Да не бывать тому! Новгородская вольность по правде добыта и кровью оплачена, и никакой князь не может ее обратно забрать.

Глеб Святославич молча выслушал боярское брюзжанье и красивым точеным лицом ни разу не дрогнул. Затем молвил:

— Коли неугоден, ищите себе другого князя. С меня и Тьмутаракани довольно будет, и к вам я не просился.

Бояре задумались. Изяславова корня они более не хотели к себе в князи. Прочие же сыновья Святослава были еще молодо-зелены, равно и Всеволодов отпрыск. В спокойное время оно бы и ничего, даже лучше если на княжьем столе сидит неопытный отрок и слушает, что ему говорят. Паче того — несмышленый младенец, коего можно по-своему, на новгородский лад вскормить и взрастить. Ну а если Всеслав опять с войной заявится — кого против него выставлять? По нынешним временам без князя-воина невозможно.

Епископ тоже прибавил веское слово:

— У вас, мужи нарочитые, кошели под самые завязки набиты, а все вам мало. Забыли, насколько больше от полоцкого князя убыток потерпели? И то еще помните: ежели князя прогоните, от святого причастия на два года вас отлучу за гордыню и сребролюбие. Да церкви, какие строите своим коштом, освящать не велю.

От такого обращения бояре совсем сникли и решили пока придержать свою вольность. До времени.

— Убедил ты нас, князь, — повздыхали. Но зло на Глеба Святославича и на владыку затаили. Больше даже на епископа злобились, чем на князя.

Вскоре затрещала морозами зима. Новгородцы разудало справили солнцеворот, по-язычески буйно встретили и спровадили Коляду. По всему городу разгуливали в страшных харях и требовали угощений. Весело, со скоморошьими игрищами и плясками сожгли полено старого года. В церквях в это же время пели: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение». Рождество Христово прошло мирно и для многих едва заметно.

После колядок в Новгороде объявился волхв.

Поначалу никто и внимания не обратил. Волхв как волхв, ничего особого, много таких. В длинной вотоле на меху, с редкими волосами. Ходил по Торгу, меж кончанских дворов и боярских усадеб. Тряс бородой, грозил посохом, пугал баб и детей. На церкви плевался.

Седмицу так ходил, потом вышел на середину моста через Волхов и объявил, что князь Волх, сидящий в бездне, его отец, а сам он пришел вернуть богам прежнюю власть. Попов же следует изгнать. Для доказательства кудесник ткнул посохом в небо — там в бледной синеве висело будто объеденное с одного боку солнце. Новгородцев знамение напугало. Они стали слушать волхва, а потом ходить за ним толпой.

— Предвижу погибель Новгорода, — страшным голосом возглашал чародей, — ежели не послушаете волю богов. Забыли, кто таков князь Волх и каковы его деяния?! Ужо он вам напомнит о себе! Видали, что с солнцем сталось? То лишь предупреждение. Если не прогоните попов и не проклянете пришлую веру, греками навязанную, тогда Волх обратится лютым зверем и пожрет светило целиком! Тьма настанет, и земля провалится в пучину водную.

Солнце вскорости вернуло себе обычный вид, но волхву уже верили совершенно. Новгородцы побросали дела и со страхом передавали друг дружке речи чародея, приплетая от себя разные ужасы. На попов стали посматривать косо и церкви обходили большим крюком.

На другой день волхв явился в Детинец. Встал у Святой Софии и принялся поносить последними словами епископа, а с ним христианскую веру. На собравшуюся толпу изливал гнев:

— Лживым поповским словесам верите и выю гнете. Десятину пошто им платите? Своим богам столько не давали! Попы про чудеса рассказывают, а сами ни малого сотворить не могут. Ни у земли плода выпросить, ни у неба дождя! Говорят, будто их Бог всех людей любит, а сами что творят? Над древними святилищами надругаются, наших богов топорами секут! А крестили вас как, вольные мужи новгородцы, не забыли еще? По всей Руси присловье ходит, что крестил вас Добрыня мечом, а Путята огнем. Не по вашим ли дворам полыхало в тот год пожарище?..

— Врешь, кудесник, — раздался громкий и спокойный голос.

— Я? — с криво разинутым ртом волхв повернулся в сторону, откуда шел голос.

Возле паперти собора стоял поп в коротком бараньем кожухе и маленькой шапочке, с заплечной сумой. Длинные волосы с сединой простирались по ветру, борода для тепла заткнута за ворот.

— Этот волховник обманщик, — так же невозмутимо поп обратился к новгородцам. — Неужто никому из вас не рассказывали деды, как крестился Новгород? Христиане были здесь и до того. Когда из Киева пришли люди князя Владимира и позвали всех креститься, волхвы подняли мятеж. Подожгли церковь в Неревском конце и грозили сжечь весь город, как и теперь этот волхв грозит Новгороду погибелью. Тех мятежников усмирили мечом. А как усмирят этого кудесника, я не знаю. Но лучше тебе поберечься, волхв!

Поп оставался спокоен и нетороплив в движениях, только глаза под конец речи блеснули сталью.

— Кто из нас обманщик, ты или я?! — взревел чародей.

Поп, однако, не стал его больше слушать и ушел внутрь Святой Софии. Новгородцы, потеряв его из виду, тут же забыли о нем. Волхв еще долго кричал и ругался. Заверял, что может доказать свою правоту и сотворит для этого много чудес, когда придет срок.

Новгородцы, ослабев от сильного страха, совсем перестали работать и даже торговать, что было неслыханным делом. Ждали чудес, которые обрушатся на город подобно огненному дождю. На Торгу становилось тесно, лишь когда приходил волхв и притаскивал с собой половину города. Так и ходил туда-сюда — по мосту с Торговой стороны на Софийскую и обратно.

Душило поначалу посмеивался. Весь обозный товар был продан, а лабаз набит новым — мешками с рыбьим зубом и мехом редкостных северных зверей, коробами с желтым морским камнем. Оставалось докупить еще того-сего по мелочи и ждать весны, когда откроется водный путь. Что ж не поухмыляться в свое удовольствие.