На другой стене — изображение мужчины в бурой рясе. На его плечах, голове и руках сидят птицы.

— Знаешь, кто это? — спрашивает Финтан. — Как, нет? Это же твой покровитель, Святой Франциск Ассизский. А что за день сегодня, знаешь?

— Четвертое октября.

— Верно, и как раз праздник Святого Франциска Ассизского. Для тебя этот день особенный — можешь просить покровителя, о чем хочешь, и он обязательно исполнит твое желание. Поэтому я и позвал тебя в гости сегодня. Садись, Патрик, и ты, Фрэнсис тоже.

В комнату заходит миссис Слэттери с четками в руках. Она очень рада познакомиться с новыми друзьями Финтана и не желают ли друзья съесть по бутерброду с сыром?

— Патрик, бедный твой нос. — Она прикасается к носу Пэдди крестом на четках и читает короткую молитву. Оказывается, четки эти освятил сам папа римский, они и бурную реку остановят, не то, что кровь из носа.

Финтан сообщает, что не станет есть бутерброд, потому что постится и молится за парня, который побил меня и Пэдди. Миссис Слэттери целует его в макушку и говорит, что он святой, сошедший с небес, и спрашивает, положить ли нам горчички на бутерброд. Я отвечаю, что никогда не слышал, чтобы сыр ели с горчицей, но совсем не прочь попробовать, а Пэдди — что ни разу в жизни не пробовал бутерврот. Мы смеемся — удивительно же: до десяти лет дожил, а бутерброд ни разу не ел? Пэдди тоже смеется, зубы у него бело-черно-зеленые.

Мы съедаем по бутерброду, запиваем чаем, и Пэдди просится в туалет. Финтан провожает его через спальню на задний двор, а когда они возвращаются, Пэдди говорит:

— Мне домой пора, а то мать убьет. Я тебя на улице подожду, Фрэнки.

Теперь и мне захотелось в туалет, и Финтан ведет меня на задний двор.

— Мне тоже надо, — говорит он.

Я расстегиваю ширинку, но писать не могу, потому что Финтан смотрит на меня.

— Ты неправду сказал, и на самом деле не хочешь. Мне просто нравится на тебя смотреть, Фрэнсис. Это ведь не грех, да и не стал бы я грешить — у нас конфирмация на будущий год.

Как только мы с Пэдди выходим за ворота, я бегу за гаражи облегчиться, потому что уже еле терплю. Пэдди дожидается меня на улице, а когда мы идем по Хартстондж-стрит, говорит:

— И бутерврот был что надо, и Финтан с матерью очень святые, но еще раз я бы к Финтану не пошел, уж очень он странный, правда, Фрэнки?

— Ага, Пэдди.

— Он так смотрел, когда я писать собирался. Это же странно, да, Фрэнки?

— Да, Пэдди.

Несколько дней спустя Пэдди шепчет мне на уроке:

— Финтан Слэттери зовет нас к себе на обед. Его матери дома не будет, но она оставит ему еду. С нами он тоже, может, поделится, и молоко у них вкусное. Пойдем?

Финтан сидит через два ряда от нас. Он догадался, о чем Пэдди мне шепчет, и теперь вопросительно поднимает брови, будто говорит: «Ну что, пойдете?»

Я шепчу Пэдди «да», а он кивает Финтану. Учитель рявкает, чтоб мы перестали бровями дергать и перешептываться, не то его трость пройдется каждому пониже спины.

Мальчишки во дворе дразнятся:

— О, гляньте, Финтан со своими фаворитами идет.

— Финтан, а кто такой «фаворит»? — спрашивает Пэдди.

Финтан отвечает, что, ну, просто мальчиков-помощников так называли в стародавние времена.

У себя дома он разрешает нам сесть за стол на кухне и почитать комиксы: «Киноюмор», «Бино»[70], «Денди» или материны религиозные брошюрки и дамские журналы «Чудо» и «Оракул», в которых печатают истории про бедных, но красивых девушек с фабрики, влюбленных в графских сыновей, а те — в них. Все это заканчивается тем, что бедняжка от безысходности бросается в Темзу и ее спасает проходящий мимо парень-плотник — честный, но бедный, который полюбит бедную девушку такой, какая она есть, хотя потом оказывается, что бедный плотник на самом деле — сын герцога, а это еще лучше, чем граф, так что девушка становится герцогиней и может утереть нос отвергнувшему ее графу, потому что она теперь счастлива в своем шропширском поместье на двенадцати тысячах акров земли. Она ухаживает там за розами и заботится о бедной старушке-матери, которая ни за какие деньги не уедет из своего маленького бедного домика.

— Не хочу я это читать, — протестует Пэдди. — Для дураков все эти истории.

Финтан убирает салфетку, под которой обнаруживаются бутерброд и стакан молока. Молоко на вид жирное, прохладное и вкусное, а хлеб почти такой же белый, как и молоко.

— С ветчиной бутерврот? — интересуется Пэдди.

— Ага, — отвечает Финтан.

— Вкусный, наверное, — продолжает Пэдди. — А горчица там есть?

Финтан кивает и режет бутерброд пополам. Из него вылезает горчица. Финтан облизывает пальцы и отпивает большой глоток молока. Потом разрезает бутерброд на четыре части, на восемь частей, на шестнадцать, берет из стопки журналов «Маленького вестника Святейшего Сердца» и читает, поедая бутерброд кусочек за кусочком, запивая молоком. Мы сидим и смотрим на него, и я точно знаю, о чем думает Пэдди, потому что сам думаю о том же: что мы тут делаем вообще? Я все надеюсь, что Финтан подвинет тарелку к нам, но он допивает молоко, накрывает недоеденный бутерброд салфеткой, изящным движением вытирает губы, склоняет голову, крестится, вознося благодарственную молитву, потом восклицает:

— Боже мой, в школу опоздаем!

На выходе он снова крестится, смочив пальцы святой водой из фарфоровой чаши, что висит у двери. На чаше изображена Дева Мария, указывающая себе на сердце, будто и без того непонятно, где оно находится.

Мы с Пэдди уже не успеваем к Нэлли Эйхерн за булочкой с молоком, и я не знаю, как продержаться до того времени, когда можно будет сбегать домой за кусочком хлеба. Пэдди останавливается у ворот школы.

— Дальше не могу, — говорит он. — Умираю с голода. Я просто усну на уроке, и Дотти меня убьет.

— Пойдемте, пойдемте же, а то опоздаем. Поторопись, Фрэнсис, — нервничает Финтан.

— Не пойду. Ты так пообедал, а мы ничего не ели.

— Брехун ты чертов, Финтан, — взрывается Пэдди. — И жадюга. Да ну тебя в задницу с твоим бутервротом, Святейшим Сердцем на стене и святой водичкой.

— О, Патрик.

— Какой я тебе к черту Патрик. Пошли, Фрэнки.

Финтан бежит в школу, а мы с Пэдди залезаем в сады в Баллинакарре[71]. Стоит нам спрыгнуть с забора, как к нам тут же кидается собака, но Пэдди ласково говорит:

— Хороший песик, хороший, мы просто голодные. Иди домой к мамочке.