Время. Оно никогда не останавливается. Время – мой враг.

По дороге домой я захожу в травяную лавку на улице Стюарт. Город становится все моложе и моложе, но в нем появляется все больше и больше мест вроде этого. В отделе беременности столпилось несколько женщин моего возраста и старше. Мы все собрались ради последней миссии. Мы не говорим друг с другом, не обмениваемся взглядами. Я накладываю в корзинку травы из списка, найденного в интернете: листья и лепестки красноголовника, крапива, расторопша и наконец пустырник.

Девушка за стойкой приветливо мне улыбается, и я не уверена, пытается ли она меня подбодрить или устыдить. Ей двадцать пять, она хорошенькая. Концы волос выкрашены в темно-синий. Кобальтовый, кажется.

Совсем как глаза у детей моей сестры.

– Расторопшу все очень хвалят, – говорит девушка. – Одна покупательница пила чай из нее каждый день и уже через месяц забеременела. Представляете? Через месяц.

Она хорошо разбирается в травах.

– Спасибо, – говорю я. – Это для моей подруги. Я ей передам.

Девушка кивает в ответ.

Я вру. Она, наверное, тоже. Если ты ждала слишком долго, травы уже не помогут.

Я сажусь в свой «Лексус»; черное кожаное сиденье будто обволакивает меня. Не знаю, надолго ли мне еще хватит терпения. Действительно не знаю.

Мне звонит Коннор, и я поднимаю трубку.

– Привет, малышка, – говорит он. – Задержалась на работе?

– Уже еду, – отвечаю я.

– Сегодня мало посетителей, так что Мика меня отпустил. Я дома. Заказать что-нибудь на ужин?

Я молчу.

– Кристен? Ты пропала?

Его слова звучат как предсказание или просто точное описание нашей нынешней ситуации.

– Я здесь, – говорю я, направляясь вверх по холму к нашему дому в Равенне. – Что насчет суши? Я могу забрать по дороге.

– Обожаю суши, – говорит он. – Я остужу нам вина.

– Отлично.

– Люблю тебя, малышка.

Еще одна пауза. Я поворачиваю.

– Я тебя тоже, – отвечаю я наконец.

Но, честно говоря, я в этом уже не уверена. Не знаю, смогу ли я сберечь этот брак, постоянно чувствуя себя гребаной неудачницей. Коннор – хороший человек. Но мы могли бы развестись, и я могла бы всем говорить, что он не поспевал за мной. Он же официант, черт побери. Я могла бы сказать, что он тянул меня за собой. Могла бы. Мне бы поверили. Не важно, что настоящая причина – в том, что я подвела его, и каждый раз, глядя на него, невольно думаю, что два человека – это еще не семья. Плевать на то, что говорят супружеские пары с собаками. Я люблю собак. Но питомцы не заменят детей.

Я готова убедить в этом любых присяжных.

Я смотрю, как Кристен запивает утренним кофе пригоршню разноцветных гормональных таблеток. Ее светлые волосы еще не высохли после душа, и, хоть она и не успела накраситься, я думаю, что во всем мире не найти более прекрасной женщины. В такие моменты я порой не могу понять, как вообще смотрел на другую. Она словно подобрала меня из грязи и устроила здесь, в этой райской жизни.

Она улыбается:

– Не отчаивайся, Коннор. Все будет хорошо.

Я не знаю, что она имеет в виду – что ей удастся забеременеть или что у меня все будет хорошо.

Как бы то ни было, я ей благодарен.

* * *

Кристен отправляется на работу, а я включаю кулинарное шоу и убавляю громкость. Мика Рейнольдс, шеф-повар «Синей двери», трижды пытался попасть туда, но безуспешно. Он хороший парень и очень талантлив. Но я не уверен, что ему под силу соревноваться с ребятами вроде Бобби Флэя и Масахару Моримото. Если ты чего-то хочешь – еще не факт, что получишь. Я никогда не верил, что одним только упрямством можно чего-то добиться.

У Мики и его жены Сары тоже проблемы с зачатием. Я ничего об этом не знал, пока не услышал случайно, как Мика сказал ей что-то про базальную температуру. Я всю сознательную жизнь провел в ресторанах и прекрасно знал, что это не кулинарный термин. Кристен и я погрязли в том же болоте.

* * *

Однажды вечером, когда персонал успел разойтись по домам, мы с Микой немного выпили, готовя ресторан к закрытию.

– Я тебя понимаю, – сказал я ему.

Он посмотрел на меня полуприкрытыми глазами:

– В каком смысле?

Мне следовало промолчать. Это очень личная проблема. Но я продолжил.

– Я услышал, о чем вы говорили на днях, – сказал я, следя за его реакцией. – Мы с Кристен тоже безуспешно пытаемся зачать.

Мика – крупный парень с двумя золотыми серьгами и редеющим хвостом. У него широкая грудь и руки, которыми не может похвастаться ни один другой повар. Он мог бы отправить меня в нокаут. Но вместо этого просто кивнул.

– Да, – сказал он. – И вы тоже?

– Раз за разом, – ответил я. – Зная мою жену, думаю, она никогда не сдастся.

– У меня такая же, – сказал он, доставая из бара бутылку дорогой текилы. Он плеснул ее мне в кофейную кружку; бокалы уже были в мойке, и он не любил оставлять посуду в раковине на ночь. Я дождался, пока он нальет текилу в свою кружку.

Мы оба выпили алкоголь залпом.

– Это нелегко, – сказал Мика, а потом признался, что Саре было еще тяжелее. Намного. – У меня есть двое детей от Дарлы, – добавил он, – так что дело не во мне.

Я жестом попросил его налить еще текилы. Это был Patrón. К тому же, бесплатно. Хотя одна из этих причин была лучше другой. Бесплатная выпивка всегда меня подводила. Дешевые бутылки, стоящие на самой нижней полке в магазине. Откровенно говоря, я скатывался все ближе к алкоголизму с самой аварии. Или я уже тогда был алкоголиком? Кто знает?

Мика налил нам еще.

– Да, – сказал я. – У меня тоже.

Он посмотрел на меня настороженно:

– Я не знал, что у тебя был ребенок до Кристен.

Никто в ресторане этого не знал. Я бы не стал это обсуждать. И даже упоминать.

– Не до, – признался я. – Я не говорю об этом с Кристен. Вообще ни с кем не говорю. Просто знаю, как и ты, что проблема не во мне.

Мика отстранился и не стал развивать тему.

– Неловкое положение, – сказал он, предлагая налить еще.

Я прикрываю пустую кружку ладонью. Я достаточно умен, чтобы не напиваться с шеф-поваром. Он владеет рестораном.

– Да, – сказал я ему. – Каждый месяц одно и то же. Меня это убивает, как и ее. Она не желает усыновлять или использовать чужие яйцеклетки для ЭКО. Хочет забеременеть сама.

– Сара тоже, – сказал Мика. – Я говорил, что мы можем усыновить, и к тому же, она уже стала мачехой для моих детей. Но ее это не устраивает. Она хочет родного ребенка. Как будто материнство – это какая-то почетная медаль.