Марси и впрямь предсказуема.

Я смотрю, как белые облачка плывут над серо-синими водами залива.

– Марси, – говорю я, – я беспокоюсь… и боюсь.

– Боже, Кристен, вы и меня пугаете. В чем дело?

Я медленно поворачиваюсь к ней:

– Даже не уверена, как объяснить, но…

– Но? Что вы хотите объяснить?

В зале суда такие моменты в шутку называют «звездным часом Перри Мейсона» – невероятное откровение, сопровождающееся аханьем со стороны присяжных.

– Я боюсь, что Коннор в этом замешан.

Раздается традиционное аханье. Со стороны Марси.

Ее глаза расширяются.

– Что вы имеете в виду?

Я рассказываю ей про кровь на простыне. Про песок на ботинках Коннора. Про то, что он не помнит, что делал в тот день. Про то, что я не видела его после того, как мы приехали в коттедж.

– Он был пьян в стельку, так что я уложила его в постель и закрыла дверь, – объясняю я, раскрывая некоторые подробности моей жизни с Коннором.

Марси знает, что он порой пьет, но не подозревает, какие проблемы с алкоголем были у него раньше. Да и сейчас тоже.

– Это еще ничего не значит, – говорит она, пытаясь меня успокоить.

– Я знаю, – отвечаю я. – Я хорошо знаю Коннора, но даже он не знает, что случилось после того, как мы приехали в коттедж. Он наводит меня на мысли о том, что натворил что-то спьяну, и это сводит меня с ума.

– Понимаю, – говорит она. – Но, простите за прямоту, это не стоит того, чтобы сходить с ума.

Я пытаюсь взять себя в руки и улыбаюсь в ответ.

– Спасибо, – говорю я. – Я знаю, что он не стал бы причинять никому вреда. На него это не похоже. Не особенно похоже.

Последняя фраза привлекает ее внимание. Как я и ожидала.

– Не особенно? – переспрашивает она. – О чем это вы?

Я снова отворачиваюсь:

– Прости. Не хочу углубляться в подробности. Не стоит выносить сор из избы. Я простила его. Это главное.

Я говорю это с абсолютной уверенностью. Марси не задает других вопросов.

– Я пойду на кухню, – говорит она. – Заварю вам чай.

– Я пью особый чай, – говорю я, не уточняя, что делаю это в попытках забеременеть. Я не собираюсь сдаваться. Не клади все яйца в одну корзину, как сказал бы мой отец, тоже юрист. Нельзя полагаться лишь на один способ. – Просто принеси горячей воды.

– Конечно, – говорит она. – Прошу вас, Кристен, не беспокойтесь об этом. Коннор – хороший парень. Он не стал бы просто так нападать на какую-то незнакомку.

Я не говорю ей, что Софи Уорнер вовсе не была незнакомкой.

Скоро она и так это узнает.

К моему столу подбегает Кэрри ЛаКруа. Длина ее юбки шокировала бы даже посетителей самого захудалого бара, а на лице у нее написана тревога. С момента гибели Софи прошло уже больше двух недель, и Кэрри наворачивала круги на своих пятнадцатисантиметровых каблуках, выискивая способ проникнуть в мою жизнь.

Кэрри определенно привыкла к проникновениям.

– Адам, нам надо поговорить, – произносит она, тяжело дыша.

Я отрываю взгляд от смертельно нудных финансовых данных:

– В чем дело?

– Идем в конференц-зал, – говорит она.

– Мне нужно закончить отчет к твоей встрече, – говорю я.

Она бьет меня по плечу:

– Плевать на сраную встречу. Это важнее.

Что-то случилось, думаю я. Кэрри заботит лишь одно – ее карьера. Может быть, компанию выставили на продажу или замыслили очередное преобразование, из-за которого Кэрри придется добиваться нового повышения. Ее время на исходе, а она еще не достигла пика своей карьеры.

Как и я.

Я перевожу компьютер в спящий режим и следую за Кэрри по коридору, обклеенному плакатами с самолетами и улыбающимися мужчинами и женщинами разных национальностей. Это не обои, но чем-то на них похоже. Ни одно из изображений даже близко не напоминает то, как выглядит наше рабочее место на самом деле.

Кэрри закрывает за нами дверь и резко оборачивается ко мне.

– Только что приходила Линда Ландан, – говорит она.

Мне требуется секунда, чтобы осознать ее слова.

– Вот сука, – говорю я.

– Да, – соглашается Кэрри, – та еще сука. И она твердо намерена отправить тебя на виселицу за убийство Софи.

Я решаю не сообщать ей, что законы Вашингтона не предусматривают смертной казни через повешение. Кэрри разбирается только в темах, которые ей полезны. На выборах она агитировала всех за Хиллари, потому что думала, что женщина-президент поможет ей получить повышение в «СкайАэро».

– Линда просто старается продемонстрировать свою важность, Кэрри, – говорю я. – Не обращай на нее внимания.

Кэрри садится рядом со мной. Я чувствую, как страх исходит из каждой напудренной поры ее тела.

– Это нелегко, когда она говорит о нашей связи, – говорит она.

Меня тянет напомнить ей, что никакой связи нет. Я спал с ней ради выгоды. Романтика и даже секс здесь ни при чем. Мы просто использовали друг друга. Но, конечно, Кэрри слишком тупа, чтобы это понять.

– Послушай, – говорю я, – тебе надо немного успокоиться.

– Успокоиться? – ее глаза расширяются, затем холодеют. – Если кто-то узнает, что я спала с тобой, моей карьере придет конец, ты это знаешь. Руководство решит, что я не в состоянии соблюдать правила.

Они просто поймут, что ты – хищное животное, думаю я.

– Никто не станет плохо о тебе думать, Кэрри, – говорю я. – Ты дважды получала награду «Менеджер года». Ты наш золотой идол.

– Золото со временем темнеет, – говорит она.

Я снова воздерживаюсь от того, чтобы поправить ее. Вообще-то, не темнеет. В этот раз я кладу руку на ее колено. Это странно и нелепо, но она все время так делает, когда хочет в чем-то меня убедить.

– Все будет хорошо, – говорю я.

Кэрри поднимает руки, словно регулировщик дорожного движения.

– О чем ты? Хоть один намек на непристойное поведение – и мне конец. Руководство этого не одобряет, ты же знаешь.

Я мог бы напомнить ей, что комитет по этике был создан только после того, как директоров застукали со спущенными штанами. Но не напоминаю. Мне нравится смотреть, как она нервничает. Это даже лучше, чем заниматься с ней сексом.

– Есть еще кое-что, – говорит она, и я сразу понимаю, что она пытается мне угрожать.

– Что именно?

– Твои личные проблемы. Я – о расследовании.