Я знала, как ощущаются его губы на моих, как выглядит его тело. Я знала его голос, когда он был взволнован из-за меня, когда я, наконец, понимала концепцию, которую он объяснял, или то, как он произносил мое имя, как предупреждение, когда он расстраивался из-за моего вездесущего вспыльчивого характера. Я знала, что он ненавидит кофе и предпочитает энергетические напитки. Я знала, что его мать все еще покупала ему нижнее белье на Рождество, а его ноутбук стоил в четыре раза дороже, чем мой (а мой был дорогим до неприличия).

Я знала его.

И он был мертв.

От рук Лекса.

Как и моя мать.

Использовал как марионетку и обескровил досуха.

Как мою мать.

Этот чертов сукин сын забрал у меня все и всех.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что знала его? — спросил Брейкер, наклонив голову ко мне, вода стекала по его лицу и капала с бороды. Забавно, потому что я не замечала, что промокла сама.

— Когда я была одна… в поисках людей, которые помогли бы мне разобраться во взломе, я нашла Гленна. Его звали Гленн, — сказала я, мой голос немного дрожал, и я вздрогнула от этого. Но я ничего не могла с собой поделать. По мере того как я продолжала, все становилось все более и более шатким. — Гленн Гейбл, и он был всего на пару лет старше меня. И он был добрым и терпеливым, и он любил свою мать, и его руки всегда были теплыми до такой степени, что потели. И он обычно растирал мне спину, когда я сидела и смотрела в монитор весь день каждого дня, пытаясь впитать то, чему он пытался меня научить, и…

— Ты встречалась с ним, — сказал Брейкер мягким голосом. Я посмотрела ему в глаза, ожидая увидеть там насмешку. Потому что Гленн не был таким крутым парнем, как Брейкер. Но все, что я увидела в голубых глазах Брейкера, было понимание. Сочувствие.

— Да, — призналась я, слезы, которые жгли мои глаза, наконец-то победили и наполнили меня до краев, — это не продлилось долго. Но он был добр ко мне, и я заботилась о нем. И Лекс убил его!

— Ох, детка… — сказал он, его руки потянулись ко мне и притянули меня к своей груди, когда его руки сжали меня так сильно, что стало трудно дышать.

Но странным образом это все равно было приятно. Поэтому я уткнулась лицом ему в шею и дала волю слезам.

Мне было интересно, узнает ли когда-нибудь мать Гленна, что с ним случилось. Или было бы лучше если бы он был просто пропавшим без вести человеком и пустым гробом для нее. Я с ней не встречалась, но видела ее фотографии. Она была еще более тяжелой, феминизированной версией Гленна. Те же темные волосы. То же округлое лицо. Те же красивые карие глаза. Она была похожа на женщину, которая плачет над поздравительными открытками.

Ей больше не для кого будет покупать нижнее белье на Рождество.

Подумав об этом, я еще немного поплакал.

И у Гленна никогда не будет шанса наконец достичь финального уровня в той видеоигре, которой он был одержим за день до того, как Брейкер забрал меня. Он купил ящик энергетических напитков, чтобы целыми днями не ложиться спать и играть.

Я сомневаюсь, что он даже приблизился к завершению, прежде чем Лекс схватил его.

Подумав об этом, я заплакала еще сильнее.

— Он умер из-за меня, — закричала я, мои слова прозвучали пронзительно и сдавленно.

— Алекс, ты не должна думать…

— Это я взломала компьютер Лекса. Это я. Его наняли, чтобы найти меня. И он умер, потому что все это время знал, что это я, и он знал, что не мог сказать об этом Лексу, потому что знал, что со мной случится. Он умер, чтобы защитить меня!

На это Брейкеру нечего было сказать.

Потому что сказать было нечего.

Не было волшебных слов, которые могли бы сделать это менее правдивым. Менее болезненным. В моей жизни не осталось никого, кто заботился бы обо мне даже если бы мы встречались. Никого не было. У меня никого не осталось.

— Никого не осталось, чтобы заботиться обо мне, — прошептала я ему в кожу, достаточно громко, чтобы я могла слышать.

И его руки сжали меня крепче. — Это неправда, — сказал он с уверенностью.

— Да, это так, — шмыгнула я носом, зная, что это звучит жалко и правдиво. Я заслужила это право.

— Куколка, это неправда, — твердо сказал он, — я забочусь о тебе.

— Нет, ты не заботишься, — сказала я, закатывая глаза, хотя он не мог меня видеть, — ты даже не знаешь меня.

— Я знаю достаточно тебя, Алекс. Я могу не видеть всего этого, потому что ты мне не позволишь. Но я знаю тебя. И то, что я вижу, меня волнует. Мне плевать, что я знаю тебя всего пару дней, и это слишком рано, и это не имеет никакого гребаного логического смысла. Тем более, что мне всегда было плевать на всех, кроме себя и Шота, но мне не все равно, и я собираюсь попытаться вытащить всех нас из этого.

Его слова согрели меня изнутри, заставив впервые увидеть, в каком холодном месте я жила.

Но именно по этой причине он не мог заботиться обо мне. Я была не из тех девушек, которые этого заслуживают. Я была из тех девушек, которые были окружены смертью, пытками и навязчивыми идеями, которые не приносили ничего, кроме страданий мне и окружающим.

Возможно, он делал плохие вещи, но все, что я узнала о Брейкере, говорило о том, что он был хорошим человеком.

И я не могла затащить хорошего человека в свои сточные канавы, чтобы он бродил со мной по грязи. Это было неправильно.

Я должна была найти выход для себя. И для него. И Шота. Чего бы это ни стоило. Никто больше не собирался умирать из-за меня и моих проблем.

Я шмыгнула носом, сдерживая новый приступ слез, делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Сейчас было не время. Чтобы сломаться. Развалиться на части. Мне нужно было отодвинуть всю эту тьму и запереть ее на время, пока все не будут в безопасности и подальше от моего беспорядка. Тогда я смогу выпустить это наружу. И пусть это поглотит