На пятки Ханжонкову наступали французы братья Пате, воздвигшие около Брестского вокзала грандиозную кинофабрику, оснащенную по последнему слову техники и привлекшие к съемкам яркие кадры киноиндустрии. У Германа фон Бекка руки так и чесались отстроить что-нибудь не менее грандиозное и привлечь кого-то из великих, но здравый смысл подсказывал, что в гонке кинопроизводителей абсолютных победителей не будет.

Проведя на фронте полтора месяца и получив контузию, Герман вернулся в Москву и продолжил снимать фильмы. Фон Бекк оставался верен себе, не расширяя штат и производство, а комбинируя кинокартины из документальных кадров, заснятых на месте преступления и в процессе расследования. Остальной сюжет он доснимал в уже имеющемся павильоне во дворе собственного особняка. Это был принципиальный момент. Исключение Герман сделал только для своего помощника Доната Ветрова, горящего желанием экранизировать революционную драму собственного сочинения из парижской жизни.

Документального материала по этой теме по вполне понятным причинам не нашлось, и Донат, переманив у Ханжонкова несколько актеров, среди которых была восходящая звезда Конкордия Герц, все свободное время посвящал этой работе. Но и сам уже был не рад, ибо Конкордия оказалась девушкой не промах и мертвой хваткой вцепилась в очарованного ею Германа фон Бекка. Больше всех за это Доната ругала мать, много лет состоящая в доме экономкой. Фаина Витольдовна являлась доверенным лицом семейства фон Бекков и несла за Германа личную ответственность.

Близилось время обеда, когда фон Бекк-младший въехал в палисадник дома на Басманной. Заслышав шум мотора, экономка открыла дверь небольшого домика, в котором обитала вместе с сыном Донатом, и застыла на крыльце в ожидании, что было нехорошим знаком. Загнав машину в гараж, фон Бекк неспешно устремился по дорожке в сторону ее дома. Экономка продолжала стоять, не двигаясь с места и бесстрастно рассматривая его лицо. Приблизившись, Герман сдержанно осведомился:

– Фаина Витольдовна, не томите, рассказывайте. Что-то случилось?

Женщина холодно молвила:

– Конкордия Яновна опять кончает с жизнью в вашей спальне.

Герман фон Бекк обреченно вздохнул и, повернувшись, двинулся по дорожке к особняку. Поднялся на ступеньки, вошел в дом и, бросив на подзеркальник перчатки и шляпу, устремился наверх. Черт его дернул связаться с актрисой! Конкордия была на редкость очаровательна. Но беда заключалась в том, что были даже не минуты, а секунды, когда возлюбленная фон Бекка не отыгрывала роль. А жить героем непрекращающейся пьесы было непросто. Владелец кинофабрики поднялся по парадной лестнице и двинулся по коридору в сторону спальни. Подошел и, постояв секунду, решительно толкнул дверь.

– Кора, ну что на этот раз? – мягко улыбнулся он, заходя в темноту.

Зашторенные окна не пропускали света, погружая во мрак просторную спальню, обставленную палисандровой мебелью с преобладанием в декоре модного растительного орнамента. Зажженная в углу свеча выхватывала из полумрака сидящую на оттоманке нагую блондинку, укутанную в собственные волосы. В руке она держала опасную бритву и делала вид, что собирается полоснуть по запястью.

Увидев шагнувшего к ней фон Бекка, красавица задрожала и истерично выкрикнула:

– Не подходите, чудовище! Я убью себя!

– Да бросьте, милая, – не слушая угроз, двигался вперед Герман. – Вы столько раз грозились…

– А теперь убью!

Герман подошел и деликатно вынул бритву из девичьих рук. Убрал оружие в карман и сделал попытку приобнять подругу за плечи. Она отшатнулась и закричала:

– Уберите руки! Свои грязные руки, которыми вы хватаете других девиц!

– Да что с вами, Кора?

– Думаете, я не знаю, что вы за моей спиной посетили кинофабрику Пате и вели переговоры с Руфиной Каргапольской?

– Откуда вам известно?

– Мне Донат рассказывал…

– Да бросьте! Я передумал снимать Каргапольскую.

– А пока не передумали, вели переговоры? Мне предложили роль кухарки, а ей – героини?

– Кора, перестаньте! По сюжету героиня – хрупкая брюнетка. А вы аппетитная блондинка! Совершенно другой типаж. А ваша кухарка в сценариусе чудо как хороша. Роковая соблазнительница, да и только.

– Вот оно! Я вижу вас насквозь! Вас на хрупких брюнеток потянуло!

Герман страдальчески поморщился и выдохнул:

– Кора, милая! Вы же не такая. Вспомните, что вы веселая, озорная, любите проказы и задорный смех. Хотите, прямо сейчас поедем с вами в цирк? Вы любите цирк?

Конкордия потерла розовой лапкой хорошенький носик и неуверенно протянула:

– Не знаю. Там лошади. Я их боюсь. У нас в Одессе тоже был цирк, и лошадь мне бант сжевала.

Герман подошел и подсел на оттоманку, зарывшись лицом в ее волосы.

– Да нет, ну что вы, я не позволю лошадям к вам приближаться, – шепнул он. – Мы сядем далеко от них, в ложе, и будем смотреть на арену в бинокль.

– Только сначала вы отведете меня пообедать в «Метрополь», – смягчилась прелестница.

– Все, что захотите, Конкордия Яновна. Прошу вас, собирайтесь, а то можем на вечернее представление не успеть.

Фон Бекк встал, приблизился к окну, со звенящим треском раздвинул шторы и настежь распахнул окно. В залитую солнцем комнату ворвался летний день, заставив актрису закрыть лицо ладонями. Она подождала пару секунд, пока глаза привыкнут к свету, деловито собрала белокурые волосы в пучок и задула свечу.

– Фу, как гадко! – вставая с оттоманки и набрасывая на розовое тело пеньюар, поморщилась Конкордия. – Ненавижу солнечный свет. Сразу видны все изъяны, грязь и несовершенство этого мира.

Герман вышел в коридор, предоставив актрисе приводить себя в порядок в одиночестве. На лестнице топтался виноватый Донат Ветров. Правая рука владельца кинофабрики Германа фон Бекка глядел побитой собакой. Сколько кинокартин они сняли вместе, и всегда Донат был при фон Бекке, как пряжка при ремне. И так же, как ремень не может обходиться без пряжки, владелец кинофабрики не мог обходиться без своего подручного. Правда, тот иногда допускал досадные промахи, зато потом с трогательной искренностью в них раскаивался.

– Герман Леонидович, честное слово, простите дурака! – виновато затянул Ветров. – Даже подумать не мог, что Конкордия Яновна так расстроится.

– Это вы о том, что про Руфину рассказали?

– Да я и не рассказывал. Просто так, случайно обмолвился. К слову пришлось. Для поддержания разговора. Знаете, как оно бывает? Слово за слово, само и вырвалось. А Конкордия Яновна как закричит, как в истерике забьется… Схватила вашу бритву и в спальне заперлась.