посидел на стуле, бездумно глядя в зеркало. Ну все, пора возвращаться в кабинет следователя. Очень уж интересно посмотреть на реакцию Васильева.

"Желаете вернуться в игровой мир"?

— Желаю, — подтвердил я и прикрыл глаза.

И комната послушно растворилась.

Глава 19 Гости

— Вы что наделали?

Знакомый голос доносился до меня откуда-то издалека. Будто бы на краю сознания. С трудом открыл глаза. Осмотрелся.

Я лежал на полу кабинета. Видимо, когда Система перенесла меня в комнату игрока, я свалился со стула и сильно приложился затылком о крытый тонким линолеумом пол.

Во рту чувствовался мерзкий металлический привкус, а в голове медленными волнами от затылка до лба разливалась тупая боль. Я хотел было подняться, но потолок заплясал перед глазами, и я оставил эти попытки, пережидая приступ дурноты.

— А я что? — донесся откуда-то сбоку будто бы извиняющийся голос Васильева. — Сидели, разговаривали, а потом он вдруг ни с того ни с сего упал на пол. Да глаза еще так странно закатил — ужас. Наркоман, наверное.

— Этот парень пережил страшную аварию, — послышался злобный голос Крастинова. — Он до сих пор проходит реабилитационный курс. А вы тащите его на допрос? Да еще и подозреваемым в убийстве?

— A вам что, — пробормотал Васильев, и я не сдержал мстительной усмешки.

Голос капитана прозвучал, как мне показалось, чуточку разочарованно. Теперь старшему следователю придется исключить меня из списка подозреваемых. Мало ли что мне померещиться могло? У меня же мозги после аварии сдвинулись.

Приступ дурноты прошел. Я зашевелился, с трудом сел на полу, потирая ушибленный затылок. Очень хотелось разыграть сцену с кратковременной потерей памяти.

Вот смеху-то будет. Однако, немного подумав, я все же решил отказаться от этой затеи.

В кабинете стояли Васильев и Крастинов. Причем доктор был весьма зол.

— Дак это… — попытался было возразить следователь.

— Значит так, — перебил его доктор. — Если вы не хотите, чтобы в интернете появилась новость о полицейском произволе — лучше бы пацана из отдела выпустить. Если внутреннего расследования не хотите. Нет, вы конечно можете объяснить, как задержанный оказался на полу, с разбитой головой…

— Ой, да кого в новостях сейчас этим удивишь! — возразил Васильев.

— Тоже верно, — кивнул Крастинов. — Но если у вас нет хороших друзей, которые смогут отмазать — вас вполне могут снять с должности. Это при благоприятных для вас раскладах. А если учитывать, кем работает отец подозреваемого…

“Работал”, - едва не вырвалось у меня. Но я решил благоразумно промолчать.

Васильев ничего не ответил. Но судя по дернувшейся брови, Крастинов попал в цель. Потому что если отмазать тебя некому — от тебя проще избавиться, чем проводить расследование. Уволить или посадить, а начальству отчитаться, что дело закрыто. Заодно, в обществе на время успокоятся, когда по федеральным каналам покажут громкий суд над полицейским взяточником. Такая вот видимость борьбы.

— Ладно, Я подумаю, как вывести парня из этого дела. — неуверенно ответил он.

— Вот и чудно, — лицо доктора мигом приобрело добродушный вид. — Идем, Максим.

— До свидания, капитан, — улыбнулся я и направился к выходу.

— Да в гробу я такие встречи видел, — донеслось мне вслед. Васильев говорил тихо, но я усмехнулся, прекрасно расслышав эту фразу.

— Расскажешь, что стряслось? — спросил Крастинов, едва тяжелая железная дверь отдела со стуком захлопнулась за нашими спинами.

— А что рассказывать? — пожал плечами я и вытащил из кармана кофты сигарету. — Зашел в подворотню, меня попытались ограбить. Ну, а дальше все как-то завертелось. В общем, обычное дело в нашем городе.

— В кармане убитого был найден пакетик с транквилизаторами. А психоаналитик сказала…

Я поморщился: вот оно, неучтенное звено в моей цепочке. А ведь я и вправду просил психоаналитика выписать мне рецепт.

— Ну, мало ли в городе наркоманов? — с улыбкой, ответил я, выпустив в воздух струю сизого дыма. — Может быть, взял себе на вечер. Или продать хотел.

Крастинов очень внимательно посмотрел на меня. И в его взгляде, мне на секунду показалось подозрение.

— Может быть, чайку, доктор? — поинтересовался я, но Крастинов лишь покачал головой:

— Жду тебя завтра на прием, — сказал он и направился к машине. Ну а я двинулся по делам. Вернее, домой. Хватит на сегодня приключений.

У парадной я встретил уже знакомую троицу. Причем Удальцов, он же Гвоздь, очень уж выделялся разбитым лицом на фоне своих друзей. Он обернулся, почувствовав на себе взгляд. И тут же отвернулся, сделав вид, что мы незнакомы. Но у нас еще оставался один незавершенный вопрос:

— Эй, — крикнул я, привлекая к себе внимание Удальцова. Шагнул в его сторону, и положил ладонь на его плечо. Гвоздь обернулся, затравленно посмотрел на меня. A затем пытался отвести взгляд.

— Ты на меня заявление написал? — криво усмехнулся я. — Чувак, это неправильно. Вы же первые к девочке пристали. У меня не оставалось выхода, кроме как вступиться за честь дамы. А ты проиграл в честном бою, и сделал такую подлость. Я про заявление в полицию.

Удальцов попятился, со страхом посмотрев на меня. Поскользнулся, рухнул на асфальт, и подвывая пополз прочь.

— Я заберу заявление, — трясущимся голосом, проблеял Гвоздь. — Пацаны свидетели.

Он указал на стоявших y лавочки парней, и те согласно закивали.

— Отлично. Но если завтра мистер полисмен меня побеспокоит…

Я не договорил, сделав шаг в сторону ползущего по асфальту Удальцова. Спрятал правую руку в карман, и это окончательно сломило собеседника, и лишило его воли к победе. Парень завыл и замотал головой, не в силах вымолвить ни слова.

— И ещё, — я остановился рядом с лежащим на асфальте Гвоздем. — Я теперь вроде как за порядком здесь слежу. А участковый жаловался, что ты бухаешь день и ночь. Не работаешь. В общем — ведёшь асоциальный образ жизни. И если так пойдет дальше…

— Я все понял, — поспешно ответил Удальцов.

— Ну вот и чудно, — я вынул из кармана руку, протянул собеседнику ладонь, помогая встать с грязного асфальта.

"Получено достижение: Макаренко"

Навык манипулятор и повышен".

Интересно, что значит воспитал? И как мне удалось его так запугать? Хотя не только его. Остальные вон тоже мнутся у лавки. Ни слова не произнесли, не говоря уже о том, чтобы за товарища