– Привет, – сказала она, забыв, в каком мире находится.

Эш улыбнулся ей в ответ, но растерянной улыбкой. Растерянной, но доброй, и Нора ощутила еще большую неловкость. Ведь он, разумеется, в этой жизни не стучал в ее дверь, никогда не приглашал выпить кофе и не покупал песенник Simon& Garfunkel.

– Кто это? – спросил Дилан.

– О, знакомый из другой жизни.

Дилан растерялся, но отряхнул с себя эту фразу, словно дождь.

А потом они пришли.

La Cantina почти не изменилась за годы.

Нора вспомнила вечер, когда Дэн водил ее сюда в свой первый приезд в Бедфорд. Они сидели за столиком в углу и выпили слишком много маргариты, беседуя об их общем будущем. Дэн впервые поделился своей мечтой о жизни в деревне, о пабе. Они были на грани того, чтобы начать жить вместе, видимо, как и Нора с Диланом в этой жизни. Теперь она вспомнила, что Дэн был довольно груб с официантом и Нора пыталась компенсировать это чрезмерной улыбчивостью. Одно из правил жизни: Никогда не доверяй тому, кто намеренно груб с людьми на низкооплачиваемой работе, – и Дэн провалил этот тест, как и многие другие. Хотя Нора вынуждена была признать: La Cantina – не тот ресторан, в который ей хотелось бы вернуться.

– Обожаю это место, – объявил Дилан, разглядывая пестрый, аляповатый красно-желтый декор.

Нора задумалась про себя, существовало ли на свете место, которое Дилану не понравилось бы. Казалось, он мог сидеть в поле под Чернобылем и любоваться прекрасным пейзажем.

За тако с черной фасолью они обсуждали собак и школу. Дилан был на два класса младше и помнил Нору в основном как «девочку, которая хорошо плавала». Он даже помнил школьное собрание – которое Нора отчаянно пыталась забыть, – когда ее вызвали на сцену и вручили грамоту за прославление школы Хейзелдин Комп. Теперь, вспоминая это, Нора поняла, что, возможно, именно в тот момент и решила бросить плавание. Именно тогда ей стало труднее общаться с друзьями и она соскользнула на задворки школьной жизни.

– Я видел тебя в библиотеке на переменах, – сказал он, улыбаясь своим воспоминаниям. – Помню, как ты играла в шахматы с нашей библиотекаршей… как ее звали?

– Миссис Элм, – ответила Нора.

– Точно! Миссис Элм! – а потом добавил нечто еще более удивительное: – Я видел ее на днях.

– Правда?

– Да. На Шекспир-Роуд. С ней был кто-то в форме. Вроде сиделки. Кажется, она направлялась в дом престарелых после прогулки. Выглядела очень хрупкой. Очень старой.

Почему-то Нора думала, что миссис Элм умерла много лет назад, и версия миссис Элм, которая всегда встречала ее в библиотеке, подтверждала это: ведь она была точно такой же, как в школе, сохранилась в памяти Норы, как комар в янтаре.

– О нет. Бедная миссис Элм. Я любила ее.

После ужина Нора отправилась домой к Дилану смотреть фильм с Райаном Бейли. У них была наполовину выпитая бутылка вина, которую ресторан разрешил им взять с собой. Нора нашла оправдание этому визиту в том, что Дилан был милым, открытым и мог сообщить многое о ее жизни без лишних расспросов.

Он жил в тесном домике ленточной застройки на Хаксли-авеню, который достался ему от мамы. Дом казался еще более тесным из-за обилия собак. Нора насчитала пять, хотя возможно, что еще несколько спрятались на втором этаже. Прежде Нора думала, что ей нравится запах псины, но внезапно ощутила, что у этой приязни есть предел.

Сидя на диване, она нащупала что-то твердое под собой – пластиковое кольцо для собак на погрыз. Бросила его на ковер к другим игрушкам. К пластиковой кости. Желтому поролоновому мячику с разорванными боками. Полуубитой мягкой игрушке.

Чихуахуа с катарактой пытался отлюбить ее правую ногу.

– Прекрати, Педро, – одернул его Дилан, смеясь, отрывая от нее зверька.

Другой пес, огромный, мощный, каштанового цвета ньюфаундленд, уселся рядом с ней на диван и принялся лизать ей ухо языком размером с тапок, так что Дилану пришлось устроиться на полу.

– Не хочешь на диван?

– Нет. Мне нормально на полу.

Нора не настаивала. Вообще, ей так было даже легче. Она смогла посмотреть «Салун “Последний шанс”» без лишней неловкости. А ньюфаундленд перестал лизать ее ухо, положил морду ей на колени, и Нора почувствовала себя – ну, не счастливой, но точно не подавленной.

И все же, пока Нора смотрела, как Райан Бейли говорил своей экранной любви, что «жизнь – чтобы жить, кексик», а Дилан сообщал, что хочет позволить еще одной собаке спать в его постели («Он скулит всю ночь. Хочет к папочке»), она поняла, что не влюблена в эту жизнь.

А еще Дилан заслуживал другую Нору. Ту, которая смогла влюбиться в него. Это было новое чувство – будто занимаешь чужое место.

Обнаружив, что в этой жизни у нее высокая устойчивость к алкоголю, она плеснула себе еще вина. Это был довольно тягучий зинфандель из Калифорнии. Она рассмотрела этикетку сзади. Почему-то там описывалась биография женщины и мужчины, Джанин и Теренса Торнтонов, которые владели виноградниками и делали вино. Она прочитала фразу: С самой свадьбы мы мечтали о своем винограднике. И, наконец, эта мечта сбылась. Здесь, в Драй-Крик-Вэлли, наша жизнь так же хороша, как и бокал зинфанделя.

Она погладила большого пса, который продолжал ее облизывать, и прошептала «прощай» в его широкое, теплое ухо, покидая Дилана с его собаками.

В следующий визит Норы в Полночную библиотеку миссис Элм помогла ей найти жизнь, похожую на ту, что описывалась на этикетке бутылки вина из ресторана. Так библиотекарша дала Норе книгу, которая отправила ее в Америку.

В этой жизни Нора звалась Норой Мартинес и была женой американца мексиканского происхождения по имени Эдуардо – мужчины чуть за сорок, с огоньком в глазах: она его встретила в тот год, когда путешествовала после окончания университета – это были те самые странствия, по которым она горевала, не решившись на них. После смерти его родителей в результате несчастного случая на яхте (она узнала об этом, прочитав вырезку из журнала The Wine Enthusiast[98], которую они вставили в рамку и повесили в дегустационном зале, обитом дубовыми панелями) Эдуардо досталось скромное наследство – на него они купили крошечный виноградник в Калифорнии. За три года они так преуспели – особенно с ширазом, – что смогли купить соседний виноградник, когда тот выставили на продажу. Их владение называлось Buena Vista, оно располагалось у подножья гор Санта-Крус, а еще у них был сын Алехандро, который учился в школе-пансионе в Монтерей-Бей.