– Скакать?

– Двадцать верст в один конец! – напомнила княжна. – Коли ехать в повозке, обернуться за день будет невозможно.

В это утро Софья выбрала платье с атласным верхом, покрытым серебряной вышивкой, и бархатной юбкой и бархатный же берет с большим аметистом и высоким многоцветным пером. На ушкуе молодые люди переправились на берег. Княжич кинул на плечо выданную спутницей чересседельную сумку, они вместе дошли до старого замка, где конюхи оседлали для них тощих арабских скакунов. Обычное седло для княжича, седло с высоким стержнем – для княжны.

– Поможешь? – многозначительно прищурилась девочка.

Паренек взялся за стремя. Софья поставила левую ступню прямо ему в ладонь, толкнулась, поднимаясь наверх, высоко вскинула правое колено. На миг Василий увидел под взметнувшейся юбкой обе ее светлые изящные ножки – всадница зацепилась изгибом ноги за выступающий стержень, тут же расправила юбку. Вскинула брови, с трудом сдерживая ехидную усмешку, и кивнула:

– Спасибо, уже все. Стремя можно отпускать.

Василий невольно скользнул взглядом по столь быстро исчезнувшему под тканью сокровищу тракайской княжны, ощущая внезапно вспыхнувшее в груди сладкое томление, и, не устояв перед соблазном,протянул руку к обрисованному бархатом колену…

– Мы опаздываем! – весело напомнила ему всадница и в самый последний миг пустила коня вскачь.

Паренек недовольно фыркнул, добежал до второго скакуна, запрыгнул в седло и погнался за девочкой через тянущийся вдоль берега осинник.

Породистые лошади могли мчаться на рысях очень долго, не теряя дыхания, и примерно через час молодые люди увидели впереди высокие кресты. Здесь Софья придержала гонку, перейдя на широкий шаг. Где-то через версту дорога привела путников к густой березовой роще, покрывающей холм с крутыми склонами. Княжна натянула поводья, повернула голову.

Василий торопливо спешился, подбежал к ней, и девочка спрыгнула с седла прямо к нему в объятия. На несколько мгновений замерла, прижавшись губами к теплой шее и ощущая сильные руки у себя на спине. Затем повела плечами, освобождаясь. Прошептала:

– Привяжи коней. Я возьму горшок.

Вместе они вошли в рощу, деревья в которой тут и там были увязаны атласными и полотняными разноцветными ленточками, а местами – и полотенцами. По дорожке, засыпанной толстым слоем желтого песка, они углубились в заросли, следуя на аппетитный запах вареного мяса и потрескивание огня.

На самой вершине холма березы расступались. Здесь стоял длинный стол, здесь кипели над очагами большие медные котлы, здесь возле самых крупных деревьев собрались десятки смердов, мужчин и женщин в чистых одеждах. Кто-то стоял на коленях, кто-то просто сложил перед собой ладони и опустил голову, кто-то прижимался к стволам, словно пытаясь обнять могучие многоохватные деревья.

Поддавшись порыву, московский наследник подошел к одному из этих белых великанов, прижался к нему лбом – и ощутил свежесть и могущество, что текли к солнцу под совсем тонкой корой.

– Рад узреть тебя снова, моя знатная умница!

Василий повернулся на голос. За его плечом невысокий – почти на голову ниже княжича – и некрупный мужчина обнимал его спутницу. Вытянутая шапочка из белого сукна, выбеленная полотняная рубаха до колен, белые штаны, заправленные в белые же войлочные сапожки выдавали в незнакомце волхва. Вопреки обычаям – чисто выбритого, без усов и бороды.

– Прости, Гореслав. Мне не удается вырваться сюда уже целый месяц.

– Жаль, дитя мое. Очень жаль. Мне еще так много хочется тебе рассказать!

– Полагаю, вскорости все переменится, Гореслав. Матушка сейчас в орденских землях, отец должен отправиться за ней. Тогда я смогу появляться здесь хоть каждый день!

– Это хорошо, – кивнул волхв.

– Я принесла поминальную кутью, Гореслав, – протянула мужчине горшочек девушка. – В замке умерла девушка неведомого рода, неведомой веры. Мы хотим проводить ее душу домой, указать ей путь к ее посмертному царствию. Но не знаем как.

– Хорошо, – волхв принял горшок, поставил на стол. Сложил ладони перед собой, опустил веки, молясь. Затем распрямился и громко воззвал: – Подойдите ко мне, дети мои! Наша сестра нуждается в нашей помощи. Давайте примем ее последнее угощение и помолимся духам земли, воды и неба, чтобы они приветили ее душу, окружили своей заботою, узнали и проводили к любимым предкам!

Послушавшись волхва, смерды один за другим стали подходить к столу, брать из горшочка по щепотке угощения, класть в рот. Затем молящиеся отходили к деревьям, касались их и замирали на некоторое время.

Софья нашла взглядом Василия, легким кивком подозвала его к себе:

– Давай… Нужно проводить Зухру надлежащим образом.

Паренек послушался и тоже взял из горшка немного вареной пшеницы с медом и орехами, положил в рот, прожевал. Прижал ладонь к холодному шершавому стволу ближайшей березы, целиком увешанной лентами и полотенцами, – на нижних ветвях свободного места не оставалось вовсе, на ветвях выше ленты шелестели так же густо, как и листва. Мысленно позвал свою служанку:

– Прощай, моя нежная Зухра! Не заблудись в сем мире, не становись неприкаянной душой. Пусть духи трех стихий укажут тебе верный путь к покою и отдыху…

Тем временем волхв взял сильно опустевший горшочек и пошел по тропинкам священной рощи, разбрасывая тут и там щепотки кутьи.

– Гореслав угостит поминальной кашей богов и духов, – тихо объяснила девочка. – На сем тризна закончится. Боги проявят к душе Зухры благосклонность и укажут ей нужный путь.

– Спасибо тебе, Софья, – взяв за руки, посмотрел ей в глаза княжич. – Ты оказалась такой отзывчивой… Такой доброй… Ты так постаралась для моей служанки! Хотя она была тебе совсем чужой. Я тебе очень благодарен.

– Мне было нетрудно… – Девочка отвела взгляд, сглотнула и улыбнулась: – Смотри, чашечник высох!

Она указала на большой валун с большой выемкой наверху.

– Помнится, это камень Триглавы. Когда дождь наполняет сию чашу, вода пропитывается божьей силой и становится целебной. Там дальше камень Макоши, вода из него способствует чадородию. А вот этот… – Девочка взяла Василия за руку и провела по тропинке дальше, указала на остроконечный гранитный валун, причем выемка в нем находилась как раз на самой макушке. – Это утренний камень, он же громовой, посвящен Перуну. Если парень и девушка вместе выпьют из сей чаши, то их судьбы и души накрепко связывает воля грозового бога. Всего два-три глотка, и они будут вместе навсегда!

Софья присела рядом, заглянула в чашу:

– Сухо. Дождей больше полумесяца не случалось.

– Можно налить, – зачем-то предложил Василий.

– Налить не считается, – мотнула головой девочка и раскрыла ладони кверху. – Воду должно даровать небо. Священной становится только дождевая.