Мария Борисовна резанула себя ребром ладони по горлу.

— Догадайтесь, что она выбрала? Сейчас все расскажу. Не могу допустить, чтобы про Надюшу плохо думали. Решили, что она бегала по дому в костюме собаки по своей воле? Нет, Лизка ей так поступить велела. Я в этом уверена. Слушайте занимательную историю про похождения великой княгини…

Надежда Васильевна пришла работать в дом Винивитиновых совсем юной девушкой. Вежливая, тихая, услужливая Надя обладала всеми качествами наилучшей горничной — прекрасно выполняла свои обязанности, никогда никому не рассказывала о том, что происходит в доме, не болела, не пропускала работу, за глаза не говорила о хозяевах гадости, не пила, не курила, не воровала, не брала отпуск, не требовала повышения зарплаты.

Кирилл Алексеевич очень ценил домработницу, всегда подчеркивал, что она не простая прислуга, почти член семьи, и любил по вечерам поболтать с ней. У барина и горничной выработался свой ритуал. По вторникам и четвергам в одиннадцать вечера хозяин шел в библиотеку, усаживался в кресло с книгой и приказывал Надюше:

— Принеси‑ка мне чаю.

Горничная немедленно исполняла пожелание. Он наливал в чашку рюмку коньяка, разворачивал шоколадную конфету — он был большой сластена, — закуривал сигару и, показывая томик, который держал в руках, спрашивал:

— Читала «Дон Кихота» Сервантеса. («Сагу о Форсайтах» Голсуорси, «Ромео и Джульетту» Шекспира, «Три сестры» Чехова…)?

— Нет, — отвечала горничная.

Хозяин протягивал ей книгу:

— Начинай. Потом напиши в тетради свои мысли о произведении, а я тебе вопросы задам.

Наденька, боясь ослушаться хозяина, старательно пробиралась сквозь дебри текста. Первое время она даже плакала над страницами. Слезы вызывало не содержание романа, а отчаяние оттого, что половина фраз казалась непонятной. Вроде по‑русски написано, да трудным языком. Но потом вдруг ей стало легко. Благодаря настойчивости Кирилла Алексеевича, взявшегося учить горничную, Надя полюбила читать, научилась связно составлять письменный текст, то есть она, не посещая вуз, получила хорошее филологическое образование. Кроме того, Винивитинов давал ей альбомы с репродукциями, приказывал рассматривать картины и читать биографии художников. Каждый четверг Надя сдавала ему зачет, отвечала на вопросы, показывала свои записи. Вот с тех пор она и приобрела привычку вести дневники.

После смерти Кирилла Надежда долго тосковала, а потом купила в табачном магазине упаковку сигар и стала зажигать их в своей квартире. Тяжелый, малоприятный почти для всех женщин запах казался ей волшебным ароматом, а после написания очередной страницы дневника уходила усталость прошедшего дня.

Проэкзаменовав прислугу, Кирилл Алексеевич делился с ней своими планами. Надюша первая узнала о предстоящей свадьбе Семена, которому отец дал уничижительную характеристику:

— Уродилось яблоко в свою мать. Сеня — человек без внутреннего стержня, ведомый, ленивый. Женится сын на такой же размазне, сядут вдвоем на диване, руки сложат, и погибнет род Винивитиновых. Нужно мне ему супругу найти правильную, чтобы та не дала Сене покрыться плесенью.

И он обнаружил на ярмарке невест весьма подходящую, как ему показалось, кандидатуру — Елену Оконцеву. Лена была на семь лет старше Сени и состояла в разводе. Оба этих факта легко могли не понравиться потенциальному свекру и в особенности свекрови. Но Кирилл Алексеевич посчитал плюсом возраст и первый неудавшийся брак молодой женщины.

— С одним мужем рассталась, опыта понабралась, со вторым поведет себя правильно, — поделился он с Надеждой своими мыслями. — Ровесница Семена будет дурой, а Оконцева взрослее, значит, глупить не станет. И Елена дочь богатого отца, а у ее матери дворянские корни. Правда, семья не очень родовитая, но все же невеста не из крестьян‑пролетариев.

Сыграли свадьбу, через год родилась Людмила. А спустя еще несколько месяцев молодая мать ушла от Семена, бросив на прощание:

— Из тебя муж, как из мыши тигр.

Кирилл Алексеевич сделал попытку склеить брак сына, поехал к отцу Елены, но тот весьма нелюбезно ответил:

— Моя любимая дочь воспитывалась в семье, где мужчины за женщинами ухаживают, а не наоборот. Не вижу смысла ей в няньку для великовозрастного младенца превращаться. Слава богу, я не нищий, прокормлю и Лену, и Люсеньку. А вы своему дурачку найдите оборванку, она за кусок хлеба вам полы языком вылижет.

На том и расстались.

Кирилл Алексеевич вернулся домой чернее тучи и вечером сказал Наде:

— Мерзкий человечишка Оконцев, воспитания никакого. Одно правильно сказал: Семену нужна девчонка без средств, такая брак ломать не станет.

Промелькнуло несколько лет, и Сеня сыграл свадьбу с Елизаветой, которая отвечала всем требованиям свекра — была на пять лет старше жениха, ранее состояла в гражданском браке, происходила из интеллигентной бедной семьи. У Матвея Ильича не нашлось даже денег дочери на приличное белое платье. Праздничный наряд невесте, в нарушение всех традиций, покупал Кирилл Алексеевич.

Семен никаких особых чувств к будущей супруге не испытывал. Когда отец велел ему сделать Лизе предложение, он тихо сказал:

— Я ее не люблю.

Старший Винивитинов сурово заявил:

— Сущность брака не в любви, а в рождении здоровых детей. Елизавета полна сил, от нее появятся на свет хорошие наследники. Хочешь кого‑то любить? Пожалуйста. Но женишься ты на той, которая станет прекрасной матерью. Таков твой долг передо мной и другими представителями рода Винивитиновых‑Бельских, насчитывающего не одно столетие…

Мария Борисовна умолкла, задумчиво провела пальцами по красно‑белой клеенке. А я лишний раз подивился гримасам человеческой психики. Кирилл Алексеевич не мог не знать историю жизни своего отца — скульптора и порядочного авантюриста, поэтому его заявление о долге перед князьями Винивитиновыми‑Бельскими звучит комично. Но прав психолог Эрик Берн, написавший книгу «Игры, в которые играют люди», — кое‑кто из нас заигрывается.

Вахрушина продолжила рассказ.

— …О том, что Майя, дочь Надежды, спала с Семеном, Кирилл Алексеевич узнал лишь после того, как девушка на свадьбе выплеснула бокал красного вина на белое платье невесты. Гости сочли случившееся дурной приметой, но никто не заподозрил злого умысла.

На следующий день Кирилл позвал Майю, заперся с ней в кабинете и вытащил из девушки правду.

Вечером в библиотеке Кирилл Алексеевич сказал Надежде, ставшей уже в усадьбе кем‑то вроде экономки:

— Вот так фортель выкинули безобразники. Все необходимо сохранить в тайне. Елизавете не следует ни о чем знать. Барчуки всегда баловались с горничными, никто из этого проблем не создавал.

— Дочь сделает аборт, — заикнулась Надежда Васильевна.