— Выходи!

Конвоир запер камеру и пошел следом. Они поднялись на второй этаж и прошли в один из кабинетов.

— Садитесь, господин Зандберг! — услышал он.

Пауль сел за столик у стены. Новый следователь из Берлина был в черной форме офицера СС. Позже Зандберг вспоминал только о паре небольших, цепких серо-голубых глаз, которые смотрели на него.

— Хотите сигарету?

Пауль не мог отказать себе в удовольствии сделать парочку глубоких затяжек.

— Итак, вы — господин Зандберг. Я много о вас слышал, а также читал. Вас задержали по Пенемюндскому делу, — начал допрос следователь, повернувшись спиной к окну.

— Да и я прошу побыстрее освободить меня от столь неожиданного ареста и опасных для меня действий господ из СД. Я хотел бы кое-что прояснить…

— Прощу прощения! — прервал Пауля следователь. — Во-первых, вы не арестованы, а просто находитесь в полиции для дачи показаний. Во-вторых, СД не имеет с этим ничего общего. Вам пора бы уже разбираться где СД и где гестапо.

— Господин следователь, до этого времени я еще ни разу не имел дела ни с одной из этих организаций. Я не в курсе тонких различий между этими структурами. Для меня гестапо и СД, криминальная полиция и полиция политическая в конечном итоге являются одним и тем же учреждением. Арест — или, как вы это называете, взятие для дачи показаний, абсолютно идентичны.

Зандер замолчал и вопросительно посмотрел на следователя.

— Продолжайте, продолжайте, — следователь нервно сглотнул.

— Мною и моими коллегами проделана большая работа по созданию нового, неизвестного в истории летательных аппаратов снаряда и задержка меня здесь может загубить выполнение всего задания!

— Я не могу до окончания расследования положительно решить ваш вопрос, — спокойно сказал следователь, продолжая пристально смотреть Паулю в глаза. — Я могу лишь вам обещать, что проинформирую вышестоящее руководство и попрошу ускорить решение этого вопроса.

— Я прошу Вас поторопить местных чиновников в связи с моим делом.

Разговор как будто исчерпал себя, но следователь не прекращал допрос, продолжая внимательно наблюдать за Паулем.

— А вы знаете, господин Зандберг, вы интересный случай! — воскликнул он и изменил свою позу за столом. — Знаете ли Вы, что находящееся у нас ваше личное дело очень объемное?

Зандберг отрицательно покачал головой.

— Почему же вы тогда не арестуете меня? — спросил Пауль с иронией в голосе.

— Сейчас это было бы бесполезно, в данный момент вы лучший эксперт по ракетам и как эксперта вас нельзя же допрашивать против самого себя, — с самым серьезным видом объяснил следователь.

— Очень мило. Между прочим, в чем собственно говоря меня обвиняют. Это у вас можно узнать? — Пауля просто распирало от злости.

— Видите ли, в первую очередь, это задержка с разработкой аппарата А-1. Когда-нибудь очередь дойдет и до этого дела.

— Здесь господин следователь, простите, не знаю вашего имени…

— Криминальинспектор, оберштурмфюрер Леман, — любезно подсказал следователь.

— Так вот, господин Леман, здесь я могу с вами согласиться. Только я думаю, что многие удивятся, когда выяснится, против кого будет выдвинуто обвинение… Вы должны понять, наконец! Мы делаем абсолютно новые аппараты…

— Которые не летают, да еще убивают вокруг себя людей! — перебил Пауля Леман.

— Таковы издержки науки! Ничего не поделаешь! Новое всегда дается с трудом и с жертвами. Это сложные испытания!

— Ваша деятельность в дирекции Пенемюнде также должна быть расследована.

— Ах да, я уже знаю. Тормоз в развитии. И это все? Тогда это до смешного мало, — теперь Пауль иронизировал уже не скрываясь. Леман, однако, оставался сдержанным и холодным.

— Там еще было несколько пунктов. Может быть вас интересует случай в Пенемюнде? Обвинение в сознательном или непроизвольном подстрекательстве к саботажу!

— О, это уже более серьезное обвинение. О каком случае идет речь?

Леман посмотрел в дело и стал цитировать: «3анберг сказал, что фюреру во сне приснилось, что он на аппарате А-1 никогда не полетит в Англию. Против сна фюрера мы бессильны…» — Это ваши слова? На заседании фракции в Пенемюнде? Что можете сказать по этому поводу?

Зандберг молчал, видимо, вспоминал, когда он мог высказываться подобным образом.

— Этим высказыванием вы оказали гибельное пессимистическое влияние на рабочий коллектив и тем самым саботировали скорейшее завершение работы, — Леман закрыл папку и холодно посмотрел прямо в глаза Зандбергу.

— Я не знаю, кто был вашим человеком на заседании, — медленно начал говорить Пауль, восстанавливая в памяти имевшие место события, — но он совершенно исказил смысл моих высказываний. Если вас интересует действительное положение дел, то я вам охотно расскажу.

— Я вас слушаю.

— Однажды, после доклада министра Шпеера, фюрер сказал: «Мне приснилось, что этот аппарат никогда не будет использован против Англии. Я могу положиться на свою интуицию. Не имеет смысла поддерживать этот проект».

Зандберг замолчал.

— Ну и что же дальше? — подтолкнул его Леман.

— После этого нас собрал генерал Дорнбергер и объяснил, что и до этого мы преодолевали огромные трудности, но последним препятствием для нас теперь является сон фюрера. Естественно, что мы обменивались мнениями друг с другом по поводу этого сна.

Потом генерал Дорнбергер приказал снять фильм о результатах нашей работы над изделием. Мы с энтузиазмом взялись за дело. Нужно было доказать, что наше изделие перспективно, что мы доведем его до конца. Если вы считаете, что наша работа и мое личное поведение в связи с этим являются саботажем, что ж, пожалуйста, я готов предстать перед судом!

В кабинете воцарилась гнетущая тишина. Потом Пауль добавил:

— Я не знаю, как вы расцениваете нашу сегодняшнюю беседу, или допрос, как там у вас называется. Одно могу сказать, желание трудится больше у специалистов после такого обращения явно не прибавится!

Леман внимательно его слушал. Во взгляде его, серо-голубых глаз, во всей его позе, по видимому, сквозило сочувствие, потому что Зандберг, после некоторого молчания стал откровенно ему рассказывать о всех проблемах, с которыми сталкиваются ученые, создавая новую технику. Так они довольно долго еще беседовали.

Наконец допрос был закончен. Отправив Зайберга в камеру и пообещав ему содействие по мере своих возможностей. Леман еще долго изучал изъятые у задержанного при обыске бумаги, приобщенные к делу чертежи, служебные записки, и делал из них выписки: Москва интересовалась техническими подробностями ракет, описанием схем, рецептурой топлива.

С обер-лейтенантом Кламротом, сотрудником Управления военной разведки, у Лемана были свои отношения.