Да, у них худо-бедно наладилось, он вернулся в супружескую спальню, и близость случалась, особенно если он бывал чему-то рад, что-то ему удавалось на работе, – тогда он обнимал ее привычными крепкими руками, и все происходило так привычно, так буднично, будто он ставил механическую точку на дописанной странице удачного дня, не больше.

– Если опять что-то… – звонко сказала она, глядя в мутные глаза съеденной рыбы. – Я выслежу и все узнаю. Господи-и-и! Пошли ей смерти!

* * *

Николь умерла третьего января в час дня. В той самой больнице, где ей недавно сообщили, что никакая миссис Линда Салливан не поступала к ним после аварии. Номер мобильного телефона Майкла был первым в ее записной книжечке, так что ему первому сразу и сообщили.

Майкл как раз шел к отцу, которого должны были выписать к вечеру. Он выслушал известие о смерти Николь и почему-то тут же свернул с дороги, подошел к чужому дому с огромным сугробом у подъезда – видно, в него сгребли весь снег с улицы, – лег на него лицом вниз и лежал неподвижно до тех пор, пока испуганная хозяйка, вышедшая на прогулку со своей старой толстой таксой, не обнаружила его и не позвонила в полицию.

На вопросы полицейского Майкл пытался ответить и не смог. Единственным, что он выдавил из себя, было то, что еще неделю назад он находился в качестве пациента в отделении для душевнобольных и лечил его заведующий этим отделением – доктор Вильям Генри МакКэрот.

Майкл дал полицейскому номер больничного телефона отца и доктора МакКэрота.

– С кем ты хочешь сперва поговорить, парень? – спросил его морщинистый черный полицейский. – Или я отвезу тебя прямо в клинику?

– Нет, – дергаясь всем телом, ответил Майкл, – я хочу сперва поговорить.

– С кем? – повторил полицейский. – С отцом или с доктором?

– С мамой, – ответил Майкл, – если только она вернулась с лыж.

Голос Айрис, когда она снимала трубку и говорила «алле», всегда звучал немного истерично.

– Алле, – сказала она.

– Это я.

– Ты?! – закричала она. – Что с тобой? Где ты? Я утром разговаривала с отцом…

– Ты, может быть, приедешь? – попросил он. – Мы бы поговорили.

– Я приеду, – обрадовалась и одновременно совсем перепугалась Айрис. – У тебя что-нибудь случилось?

– Она умерла, – он опять дернулся. – Николь.

Мать задохнулась на том конце провода.

– Вот, – сказал Майкл.

– Деточка моя, – залепетала Айрис, – маленький мой зайчик, – она разрыдалась. – Ну, конечно, я приеду, Господи, Боже мой, ты меня еще спрашиваешь! Где ты сейчас, кто с тобой? Господи!

Майкл молча передал трубку полицейскому.

– Видите, мэм, – сказал полицейский, – мне он этого не сказал. Что у него кто-то умер. Меня тут вызвали потому, что он странно себя вел. Пролежал пару часов на снегу. Теперь я понимаю, почему он пролежал. А так было непонятно. И если бы он был у вас обычным парнем, я бы ему сказал: «Ступай, выпей как следует». Ну, и все такое. А так я не могу этого сказать, и отпускать его мне не хочется, потому что мало ли что может случиться. Раз вы находитесь в Нью-Йорке, мэм, вы, значит, так быстро сюда не приедете. Что вы посоветуете? Я могу отправить его обратно в клинику, но могу и связаться с отцом…

– У него отец сам в больнице после операции, – всхлипнула Айрис, – я не знаю, можно ли его сейчас беспокоить…

– Тогда придется, значит, в клинику, – решил полицейский, – потому что оставить его на улице я не имею права. Раз меня вызвали, мэм.

– Пожалуйста, подвезите меня к отцу, это совсем недалеко, – прижав к груди закоченевшие руки, попросил Майкл, – не нужно мне в клинику.

– Майкл, я с первым поездом, – в ухо полицейскому прокричала Айрис, – я буквально сейчас выезжаю!

* * *

С самого утра доктор Груберт не знал, можно ли попросить у Эллы разрешения позвонить ей домой, скажем, завтра? Она была так проста, так спокойна, так внимательно и мягко смотрела прямо в глаза, не отводя взгляда, и все движения ее были такими плавными и законченными, что каждый раз, когда она начинала говорить с ним, у доктора Груберта блаженно немели руки и ноги, а во всем теле наступала приятная вязкость, так что не хотелось ни говорить, ни двигаться.

Она вошла в палату и вопросительно улыбнулась ему.

– Ну вот, – сказала она, – вот вы нас и покидаете. Слава Богу.

– Мне здесь было лучше, чем где бы то ни было, – возразил он.

– Почему?

– Я здесь у вас спрятался, как в гнездышко, никто меня не дергал, далеко ото всех, телефон отключен. Снег за окном. Очень хорошо. А сейчас вы меня выставляете обратно. И начнется!

– Что? – улыбнулась она.

– Все, – грустно ответил он. – А с вами так хорошо!

– Так оставайтесь.

– А что, если я поймаю вас на слове да и останусь?

Она слегка смутилась.

– Оставайтесь. Кто вас гонит?

Доктор Груберт вдруг взял ее руку и крепко сжал.

– Так не гоните?

– Нет, – осторожно вынув пальцы из его горячей ладони, улыбнулась она. – Я вас не гоню.

Опять это райское тепло, эта плавность… Опять немеют ноги, мурашки ползут по затылку.

– Элла, – спросил доктор Груберт, – вы знаете, что со мной было?

– Нет, – она покачала головой.

– Да я и сам не знаю, – с досадой сморщился он. – То есть я знаю факты, а что за фактами, непонятно. Поэтому мне так трудно рассказать вам правду.

– А врать не стоит, – пошутила она.

– Да нет! – серьезно воскликнул он. – Не в том дело, что я вам навру, сохрани Бог! А в том, что я недавно понял: все, что мы о себе думаем, – не более, как наша… ну, версия, что ли. А где сама правда, мы понятия не имеем! Потому что у каждого из нас своя правда!

– Это верно, – не сводя с него ясного взгляда, согласилась она. – Никто никого понять не может. Что ж делать…

– Вот вы, – пробормотал доктор Груберт, – вот вы сейчас меня видите всего, как я есть, целиком. Но ведь и это, наверное, не совсем я.

Она засмеялась:

– Не вы, а моя версия…

– Мне с вами так хорошо, – повторил он, – а без вас опять начнется эта борьба.

– С кем? – засмеялась она.

– А что еще, как не борьба? – вздохнул он. – Что мы еще делаем, как не боремся всю нашу жизнь? Черт его знает с кем!

В палату вошел Майкл в сопровождении морщинистого черного полицейского.

Лицо его было таким, словно его изрезали ножом, не оставив следов крови.

– Папа, – дергаясь, сказал Майкл, – Николь убили.