скребёт лапой и настойчиво что-то пытается «сказать».

— Шарк, фу! — раздаётся неприятный, но знакомый голос. — Это… извини, он у меня невоспитанный. Ты же Катя, да? Я во дворе у бабушек спросил, где тут девушка симпатичная живёт, а они такие, Катя что ли? Ну, да, говорю, Катя. Они мне номер квартиры и сказали. Я вообще у бабушек всегда доверие вызываю. Я Алик… Альбертом можешь называть… Ты одна дома?

Нет, не угадал, не одна. Здесь ещё я и один очень тёмный доктор…

15. Милый мальчик Алик Черепанов

— Вообще-то не одна, — хмурится Катя. — А ты чего хотел-то?

— Да просто в тот раз, помнишь, ты когда с Костром шла… ну… как-то неправильно получилось, не познакомились…

— А как ты узнал, что я в этом доме живу?

Катин голос звучит настороженно.

— Ну так… я же тут рядом, через два дома от тебя. Все же знают друг друга.

— Понятно. Так чего хотел-то?

— Да, просто, познакомиться. Я смотрю такая девушка красивая, а чё мы раньше-то не познакомились? Ты в седьмой школе учишься, да?

— Не поняла, то есть ты просто познакомиться пришёл? Сразу домой ко мне?

— Ну… да… Я вон с Шарком гулял, дай, думаю, зайду.

Шарк нетерпеливо постанывает и повизгивает.

— Видала какой дурачок у меня? Смешной, правда?

Ну, надо же, какой ты милый, Цеп…

— А зачем тебе знакомиться со мной? У тебя же девушка есть, Вика. Вы дружите, насколько я знаю.

— Да не… какое там, у меня Артём же её увёл. У неё теперь с ним дружба, а может, и не только дружба. Любовь, например.

Вот же мудила! Ну Цепень, ну мудак! Он чуть напирает и просовывает голову.

— То есть вы расстались, да? — улыбаюсь я.

— О! Тёмка! Привет, старичок!

Он широко и приветливо улыбается. Я даже на некоторое время прихожу в замешательство. Что случилось-то? Может, он из окна выпал?

— Ты чего, как шестидесятник заговорил? — щурюсь я. — От горя что ли?

— Да ладно, чё, какое горе. Я убиваться не стану. Совет да любовь, как говорится. Оказывается, в мире полно девчонок, и многие из них намного лучше тех, кого мы теряем. Ну, ладно, не буду вам мешать. До свидания. Приятно было познакомиться. Выходи как-нибудь вечерком, с Шарком погуляем, за жизнь поболтаем.

Он ещё раз улыбается и скрывается за дверью.

— Погнали, Шарк! — доносится из подъезда и Цеп с собакой сбегают вниз по лестнице.

И что это было? Доктор, мне нужно касторки! Какого хрена это было?

— Слушай, — пожимает плечами Катя, — вроде не такой тупой, как ты говорил. Ну, странно, конечно, что он вот так пришёл ко мне… Ну, а с другой стороны, проявил решительность…

— Кать, о чём ты говоришь? Это же Цепень! Он реально выродок, поверь мне. То, что ты сейчас видела — чистой воды спектакль. Я вот только не знаю пока, зачем он ему нужен… Ни секунды, слышишь, ни секунды ему не верь. И дверь не открывай. Ты поняла? Я не шучу, Катя!

Она ничего не говорит, только снова пожимает плечами.

Я выхожу из подъезда и направляюсь в сторону дома. Блин, что ни день, то сюрприз. Зачем он припёрся? Типа просто рассказать про меня и Вику? Но, во-первых, Катя знает о моих попытках, во-вторых, какое ей дело до этого, в-третьих… и что? Типа, просто мне нагадить?

По поводу, «какое ей дело». Определённо, ей мать дома мозги пудрит, конечно, в том смысле, что вот, Артём, хороший мальчик, из хорошей семьи, не будь дурой, бери себе и всё такое. Это мне известно из рассекреченных через много лет источников. Но Катя, как она сама мне говорила, или ещё только скажет триста лет спустя, не была в меня влюблена. Так что все эти румянцы и чмоки… Это всего лишь… не знаю что. Фигня, в общем.

В общем… В общем, тут и размышлять особо не о чем, а вот об Алике Черепанове поразмыслить стоит. Я сворачиваю на тропинку, ведущую через его двор и снова с ним сталкиваюсь. В том же месте, что и в прошлый раз. Но блин, не буду же я ходить в обход, лишь бы только с ним не встречаться, правда?

Он держит на поводке собачку, облезшую жесткошёрстную крысу, которая с независимым видом и невинной мордой в этот самый момент гадит прямо на тропинку. Каков хозяин, таков и пёс…

— Ну чё, Костёр, бабу свою одну оставил? — щерится Цеп. — Ну, и долбо*б. А я знаешь, чё щас сделаю? Я снова к ней пойду, пока она одна дома. Пойду и вы**у во все дырки.

Он делает движения руками, иллюстрируя свои слова, при этом похабно ухмыляясь и дёргая собачку, которая недоумённо крутит головой и пытается доделать начатое. Я, естественно вскипаю. Знаю, он этого и добивается, выводит меня из равновесия. Ну, и пох. Я даже и не желаю при таком раскладе это самое равновесие сохранять.

Чувствую, как к лицу приливает кровь, как сжимаются кулаки и как расправляет плечи моё прошлое, сиречь будущее. Тёмный док, мой доппельгангер. Такое чувство, будто это он мой хозяин, хотя нужно бы наоборот, вообще-то. Мне надо, чтобы он был послушным и подчинялся первому моему слову. Но с этим у нас пока нелады…

Так что, я не глушу, не придерживаю свою ярость, а, наоборот, даю ей волю, пытаясь активировать гул в голове.

— Альберт! — раздаётся вдруг из-за кустов резкий и строгий крик. — Альберт, мать твою!!! Ты где есть⁈

Именно это и называется трубным гласом. Наглая улыбка в момент стирается с лица Цепня. Оно делается напряжённым и даже немного испуганным.

— Ща, пап! — неожиданно громко орёт он, и от этого ора его пёсик подскакивает, как ужаленный и рвётся в сторону от дома.

— Сколько ждать⁈ — грохочет Черепанов-старший.

Цепень делает страшную рожу и тихо бросает:

— Благодари батю моего, а то бы я тебя сейчас