– Враки! Не было такого.

– У нас в изоляторе временного содержания отбывают административный арест помощники Мелкумяна. Им, в отличие от хозяина, бежать было некуда. Парни они оказались смышленые и запираться по мелочам не стали, а если бы начали упрямиться, то сейчас бы не в ИВС на нарах валялись, а сидели в следственном изоляторе, называемом в народе тюрьмой. Я могу вызвать их сюда и провести между вами очную ставку, но это займет много времени и домой ты сегодня уже не попадешь. М-да, наша беседа может затянуться на несколько суток. На работе не поймут. Выбирай, как поступим.

– Что эти уроды могли про меня наговорить? Я их видела-то мельком.

– У нас есть их письменные показания. Очень интересное чтиво, но хотелось бы обратиться к первоисточнику, то есть к тебе.

Грачева демонстративно посмотрела на часы:

– Мне пора обедать. Из-за Пуантье я не собираюсь голодать. Если хотите продолжить разговор, то нам необходимо сделать перерыв на обед.

– Режим питания – важнейшая составляющая здорового образа жизни! – согласился Клементьев. – Это у нас, сыщиков, ни обеда, ни сна, ни личного времени. К тридцати годам у каждого второго начинает болеть желудок, к сорока – почти все с гастритом или язвой.

Геннадий Александрович набрал номер, вызвал инспектора Андреева.

– Проводи девушку в столовую, – приказал он.

– В какую столовую? – взорвалась праведным гневом Грачева. – В столовую, которая в соседнем квартале? Я не пойду туда. У них только хлеб съедобный, и то потому, что они его с нашего хлебозавода получают. Их котлетами можно крыс в подвале травить, а чаем сорняки на полях выжигать. Я не пойду в эту столовую, здоровье дороже.

– Как поступим? – спросил Клементьев.

– На проспекте есть кафе. Днем у них в меню комплексные обеды, вполне съедобные.

– Хорошо, – согласился Геннадий Александрович. – Идите в кафе.

– Я бы с удовольствием пошла, но есть одна проблема. Ваш сотрудник забрал меня из дома так стремительно, что я не успела взять кошелек. Мне нечем заплатить за обед. Вы не дадите мне взаймы три рубля?

– Что так дорого? – удивился Клементьев.

– Полтора рубля комплексный обед плюс салат, – проявил неожиданные познания Андреев.

Геннадий Александрович достал из портмоне трешку, протянул инспектору.

– Заплатишь за девушку, сдачу принесешь.

– А я? – как бы в шутку спросил Андреев.

Клементьев юмора не понял:

– Чаек попьешь, если своих денег нет.

После их ухода Геннадий Александрович сказал:

– Один-ноль в пользу Грачевой. Она не рассказала ничего, что не было нам известно. Фотографии, если она их не выдумала, – мелочь. Незначительный пустячок. Посмотрим, как пройдет второй раунд.

Клементьев на служебном автомобиле поехал на обед домой, я – в столовую, где подавали ядовитые котлеты. Мне отравление столовской пищей не грозило, я к ней привык.

27

Перерыв на обед благоприятно сказался на Грачевой. После прогулки до кафе и обратно она выглядела посвежевшей и отдохнувшей. В глазах Марины появилась уверенность: время она использовала не зря, продумала новые ответы в свете открывшихся при допросе обстоятельств.

Как только Клементьев предложил поговорить о Пуантье, Грачева взяла инициативу в свои руки:

– Жан-Пьер действительно выиграл меня в карты. Вернее, выиграл не меня, а два круга игры с правом выбора девушки. В тот день игроки в последнем туре поставили двойные ставки, то есть победитель мог выбрать сразу двух девушек. Мы, три призовые девушки, дожидались его на транзитной квартире. Эту квартиру снимали на сутки с одной целью – показать девушек победителю. По его требованию любая из нас должна была раздеться, встать в эротическую позу. Мы даже приблизительно не знали, кто принимает участие в игре и кого из нас он выберет.

Часа в два ночи открывается дверь, помощник Мелкумяна вводит Пуантье. Жан-Пьер узнал меня, но вида не подал. Заставил всех девушек раздеться. Придирчиво осмотрел и выбрал одну меня. Помощник Мелкумяна напомнил ему, что он может выбрать двух девушек, так как финальная ставка была двойная. Жан-Пьер издевательски усмехнулся и говорит: «Ты меня за безмозглую гориллу считаешь? Я помню, сколько денег на кон ставил». Помощник смутился, велел мне собираться. Девчонки поинтересовались, как будет с оплатой в этой необычной ситуации. Помощник пожал плечами и посоветовал обращаться с этим вопросом к Мелкумяну.

Меня деньги интересовали меньше всего. Я пребывала в полуобморочном состоянии. Во-первых, выигравший меня мужчина был огромным негром, во-вторых, мы были знакомы. Он видел меня в техникуме, знал, на каком курсе и в какой группе я учусь. В ту ночь я прокляла все на свете. Мне казалось, что жизнь остановилась и я больше никогда не увижу солнца.

Грачева тяжело вздохнула, отсутствующим взглядом посмотрела в окно.

«Заплачет или нет? – подумал я. – Самое время пустить слезу».

Марина решила не переигрывать, стряхнула с лица маску задумчивости и продолжила:

– Меня и Пуантье отвезли на тайную квартиру, в которой, кроме большой кровати, мебели не было. Когда мы остались вдвоем, Пуантье поинтересовался, узнала ли я его. Потом он предложил выпить, расслабиться и оказался не таким уж чудовищем, каким его считали. Мы занялись любовью. Утром Пуантье спрашивает, когда мы встретимся в следующий раз. Я уверенно отвечаю, что никогда. Он посмеялся, показал рукой мне на живот и говорит: «Если мы сейчас не договоримся о наших дальнейших отношениях, то об этом завтра же узнают все в техникуме».

Клементьев недоуменно посмотрел на девушку. Марина объяснила:

– У меня на животе есть родимое пятно размером со спичечную коробку. Из-за него я никогда не надевала открытый купальник. О пятне в техникуме знала только моя подруга Ира Шутова. Если бы Пуантье похвастался, что занимался со мной сексом всю ночь, то ему бы на слово не поверили. А вот с пятном… Если он видел пятно, значит, любые небылицы, которые бы он про меня наплел, выглядели бы правдой.

– Марина, как бы это все было? – спросил озадаченный Клементьев. – Твои одногруппницы предложили бы тебе раздеться и показать, есть родимое пятно или нет?

– Именно так бы оно и было. Если бы я не разделась, это было бы подтверждением того, что пятно есть и все рассказы Пуантье – правда. Училась у нас в параллельной группе одна иногородняя девушка. Жила в общежитии, ничем не выделялась. Ее застукали обнимающейся с африканцем, и тут же по техникуму пошли слухи, что она спит с иностранцами и ни в чем им не отказывает. Через две недели травли она отчислилась и уехала домой. Директор техникума даже не узнала, почему успевающая ученица решила посреди семестра бросить учебу и пойти простым пекарем на хлебозавод. Если уж ее, неприметную серую мышку, затравили, то на мне бы отыгрались по полной программе. Вспомнили бы, что было и чего не было.

После угроз Пуантье я не растерялась и решила извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Я сказала, что согласна встречаться с ним, но при одном условии: каждая встреча будет ему стоить пятьдесят рублей. Жан-Пьер охотно согласился и дал сто рублей – задаток за две будущие встречи.

Наши отношения продолжались до лета. Я окончила техникум, он съездил на каникулы, и все возобновилось. Если бы он не умер, то мы бы встречались до его отъезда в Конго. Рассказать, как мы договаривались о встрече? В самом начале у нас был ключ от аудитории в учебном корпусе, потом мы достали еще два ключа. Нигде, кроме техникума, встречаться мы не могли. Слишком приметный мужчина был Пуантье. Мы пробовали увидеться в более цивилизованной обстановке, но ничего не получалось. Оставался техникум. В первый понедельник месяца он звонил мне на работу и сообщал, какие аудитории будут свободны. В назначенный день Пуантье засиживался в библиотеке, вечером шел