в аудиторию, проверял, все ли в порядке, выставлял условный знак в окне. Если наша встреча была в кабинете машин и оборудования, то первой туда шла я и открывала ему дверь по условному стуку. Встречались мы один-два раза в месяц, не чаще.

– Как к этому относился Мелкумян? – начал вовлекать ее в ловушку Клементьев.

– Он ничего не знал, но предупредил, что как только узнает, что я сплю с другим мужчиной, тут же отправит компрометирующие фотографии мне на работу и родителям. Если бы он узнал про Пуантье… особенно осенью, когда Жан-Пьер припугнул их «электрическим хлыстом»… – Мы с Клементьевым в напряжении замерли. Марина, как ни в чем не бывало, продолжала: – После осени Мелкумян бы не пощадил меня, и я бы, наверное, одними фотографиями не отделалась.

– Отлично! – пришел в себя Клементьев. – Теперь давай поговорим об «электрическом хлысте».

– Вас интересует, как он работает? – прикинувшись простушкой, спросила Грачева. – Там такие рычажки и кнопочки…

– Погоди! Ты что, видела этот прибор? – изумился Геннадий Александрович.

– Как же не видеть, когда он у меня две недели дома хранился? – «удивилась» Марина.

Клементьев, не зная, что делать дальше, замолчал. Я в разговор не вмешивался, но был поражен не меньше его. Марина по своей инициативе стала рассказывать об «электрическом хлысте». Кто бы мог подумать, что так выйдет! Клементьев голову ломал, не знал, как подвести разговор к прибору, а ларчик просто открывался: Грачева не собиралась делать тайны из того, что видела «электрический хлыст» и держала его в руках.

– Еще летом Пуантье обмолвился, что перестал доверять Мелкумяну. С каникул он привез «электрический хлыст», который купил на сельскохозяйственной выставке в Париже. Осенью он решил разорвать отношения с Мелкумяном, вызвал его с помощниками на пустырь и показал, как прибор работает. Мелкумян был в таком шоке, что не удержался и рассказал об этой встрече мне. По его словам, молния из прибора бьет чуть ли не на метр вперед, хотя она никуда не бьет, а только проскальзывает между электродами.

Этой же осенью Жан-Пьер познакомился с «настоящими» картежниками и стал играть на деньги. Без прибора он на игру не приезжал, опасался, что его могут убить и ограбить. В январе он поехал на каникулы в Африку, прибор оставил на хранение мне.

«Логично! – подумал я. – Кому же еще оставлять, как не любовнице, зависимой и запуганной».

– Выглядит он так, – продолжила Грачева. – Размером и формой «электрический хлыст» совпадает с электрическим фонариком, рассчитанным на две большие круглые батарейки. Чтобы из него выдвинулись электроды, надо повернуть заднюю часть прибора по часовой стрелке. Посреди прибора, с левой стороны, есть рычажок. Если его опустить вниз, то выдвинутые контакты соединятся с аккумулятором. Справа переключатель. У него три положения: «демонстративный разряд», «слабый» и «полный разряд». Кнопка пуска действует только на демонстративный разряд. Чтобы использовать прибор на животном или человеке, нужно ткнуть в него контактами, и прибор тут же даст разряд.

– Ты испробовала его?

– Пуантье дал мне прибор на хранение без зарядного устройства. Я, конечно, повертела его в руках, потыкала электродами в плюшевого медведя и оставила в покое.

– Что ты можешь сказать о смерти Пуантье?

– Похоже, что он умер не от сердечного приступа, а от удара током. Пуантье рассказывал, что после употребления стимуляторов сердце работает на повышенных оборотах и от удара током может остановиться.

Настал момент истины! Теперь Марина или расколется, или мы проиграли.

– Где ты была и чем занималась 13 февраля этого года? – спросил Клементьев.

– Была в гостях у моих знакомых. Подождите, вы что, меня подозреваете?

– Вопросы в этом кабинете задаю я! – жестко осадил ее Геннадий Александрович. – У нас есть иностранный гражданин, погибший при подозрительных обстоятельствах. Итак, как фамилии и имена граждан, у которых ты была в гостях?

Грачева, немного поколебавшись, назвала. Клементьев записал данные и адреса в блокнот, но вызывать инспекторов уголовного розыска не стал.

– Марина, почему ты помнишь, чем занималась 13 февраля? Где ты была 13 декабря прошлого года, назвать сможешь? Чем занималась в первое воскресенье марта?

– После 13 февраля, в среду или четверг, я узнала, что мертвого Пуантье нашли в кабинете машин и оборудования. Тут же, без всякой задней мысли, я вспомнила, чем занималась в прошедшие выходные.

– Отлично! – согласился с доводами Грачевой Клементьев. – Для тебя смерть Пуантье – важное событие. А для свидетелей твоего алиби? Стоит ли вовлекать в это дело ничего не подозревающих людей? Они же поплывут через полчаса интенсивного допроса. По твоим словам, ты была в гостях у Никифоровых, брата с сестрой. Наверняка они подтвердят твое алиби, но, допрошенные порознь, не смогут объяснить, почему им запомнился обычный зимний выходной день. У нас есть наработанная методика допросов лжесвидетелей. Больше часа они не держатся. Как только узнают, что твое алиби связано не с мелким происшествием, а с убийством, тут же тебя сдадут со всеми потрохами. Итак, где ты была 13 февраля этого года?

– Встречалась с молодым человеком. С кем – отвечать не буду. Можете меня арестовать, можете пытать, но я больше ничего не скажу. Я с вами откровенно говорю, ничего не утаиваю, а вы мне не верите, хотите убийство повесить. Сами подумайте: зачем мне Пуантье убивать, если он мне по сто рублей в месяц платил? У меня зарплата на заводе 120–140 с премией, а тут за двадцать минут – сотка! Какой мне смысл резать курицу, несущую золотые яйца?

– Тогда объясни, что он делал в пустой аудитории, где вы обычно встречались?

– Понятия не имею. Послушайте, вы как-то странно себя ведете. Мы проходили в техникуме основы советского права. Как я помню, это вы должны доказать мою виновность, а не я на себя наговаривать. Откуда мне знать, зачем Пуантье пришел в этот класс? Быть может, он нашел другую девушку и хотел с ней встретиться? Я-то ему за год уже надоела. И потом, самое главное, где бы я взяла «электрический хлыст»? Сказала: «Милый Жан-Пьер, не мог бы ты на нашу любовную встречу принести свой загадочный прибор?»

– Незадолго до гибели Пуантье прибор украли.

– Ищите вора и узнавайте, куда он его дел. Я его украсть не могла. Я в общежитии не жила, меня вахтерши без сопровождения внутрь не пускали. Я никогда не была на пятом этаже и не представляла, где что у Пуантье в комнате хранится. Допросите вахтерш, и они подтвердят, что после окончания техникума меня в общаге не видели.

– У тебя мог быть сообщник.

– Когда найдете его, тогда и поговорим, а пока, если вы меня не арестовали, я хочу домой. Повестку мне на сегодня на весь день выпишите, чтобы на работе вопросов не было.

– Марина, еще один вопрос.

По тону Геннадия Александровича я понял, что он признал поражение и потерял к этому делу всякий интерес.

– Где твой комплект ключей от аудиторий?

– Я их выбросила, как только узнала о смерти Пуантье. Я бы и самого Пуантье из головы выбросила, как ночной кошмар, если бы вы меня сюда не притащили и не стали задавать дурацких вопросов, касающихся только меня лично.

Клементьев вызвал дежурного инспектора уголовного розыска, велел оформить Грачевой повестку. Выходя из кабинета, Марина помахала мне рукой: «Чао-какао!»

– Классика! – посмотрев на закрывшуюся за Грачевой дверь, сказал Геннадий Александрович. – Исключительно умная девушка. Она раскатала нас, как избушку по бревнышку. На каждый вопрос у нее был готов ответ, и в нужный момент, не раньше и не позже, она зашла с козырей: прибора-то у нас нет!

– Черт возьми! – сокрушенно сказал я. – Если бы это дело с самого начала не засекретили, если бы нам дали возможность допросить жильцов общежития пищевого техникума, мы бы давно вышли на убийцу. В этой истории каждый знает свою частичку мозаики, свести их воедино – и дело сделано!

– Не выдумывай ерунды! – разозлился Клементьев. – Кто бы тебе позволил