его плаща, развевающиеся по ветру, полыхали зелёным пламенем, в котором металось ожившее изображение чёрного вепря. И хотя сражение на улицах города продолжалось, отовсюду уже неслись восторженные крики королевских воинов: «Победа! Победа!»…

Да, в тот день чаша весов склонилась в пользу короля Рихемира. И Бладаст и Розмунда поняли это.

Глава 27

Ночью у Эберина внезапно наступил кризис. Боль в ране была острее и мучительнее, чем прежде; жар, охвативший всё тело мужчины, — сильнее, и ему самому уже казалось, что он сгорит в этой неожиданной лихорадке. Наутро он проснулся хотя и слабый, но с ясной головой. Ансварт как и прежде хлопотал возле него, заставлял пить травяные настои и ещё какое-то целебное варево. Затем, оставив раненого отдыхать и набираться сил, старик вместе со своим псом отправился добывать еду.

Его не было весь день; не возвратился Ансварт и к вечеру, когда на горы обрушился ливень, и Эберин не на шутку встревожился, не случилось ли со стариком какой беды на охоте. Горы ведь не всегда благосклонны к людям, даже к тем, которые с ними дружат, и не всегда отвечают взаимностью на любовь. Ловушки в ущельях, оползни, да мало ли какие неприятности поджидают человека среди скал?..

Когда тревога и ожидание стали слишком тягостны, Эберин, надеясь, что сумеет помочь старику, решил отправиться на его поиски. Граф Ормуа не мог допустить, чтобы человек, который спас ему жизнь, погиб из-за того, что не дождался помощи.

Напрягая все мускулы тела, Эберин встал и, как в прошлый раз держась за стену, направился к выходу из пещеры. Ливень лил не переставая, и завеса из хлёстких упругих струй скрывала то, что творилось снаружи. А там непогода разыгралась так, будто начался всемирный потоп. Вода, обрушившаяся с неба на горы, гудела; воздух сотрясали удары грома.

Когда Эберин добрался наконец до выхода, раздался невероятно мощный удар, расколовший небо, и из этого раскола в землю ударила гигантская молния. Удар пришёлся на скалу, наполнив пещеру ужасающим грохотом. В то же мгновение на голову Эберина посыпалась каменная крошка, а потом на него рухнул отколовшийся обломок скалы…

— А вот и укрытие! — громким голосом, стараясь перекричать шум ливня, сказала Теодезинда. — Ирис, поторопись!

— Няня, постой! Кажется, я видела там человека! — отозвалась девушка, но сама тут же, без страха и колебаний, устремилась следом за Теодезиндой.

Войдя в пещеру, женщины огляделись по сторонам. Казавшаяся поначалу кромешной темнота отступила, и в слабом отблеске факела они увидели лежавшего под обломками мужчину. Не раздумывая ни мгновения, женщины принялись отбрасывать каменные осколки.

Теодезинда опустилась на колени рядом с мужчиной, наклонилась, осторожно ощупывая его голову, плечи, ноги.

— Что с ним? Он жив? — с тревогой спросила у неё Ирис, тоже склонившись к незнакомцу.

— Голова задета обломком камня, но, — хвала Великой Троице! — цела. — Теодезинда посмотрела на девушку и едва заметно улыбнулась. — Будет жить! Мужчина он крепкий и ещё молодой, так что быстро на ноги поставим!

Эберин дышал слабо, неровно и прерывисто, хотя в себя не приходил. Он словно забылся в тяжёлом, глубоком сне. Губы у него были стиснуты, пряди каштановых, с серебристыми нитями, волос, слипшиеся от крови, закрывали лицо.

Убедившись, что смертельной угрозы нет, Теодезинда убрала волосы с лица мужчины и принялась врачевать рану. Прежде всего она промыла её каким-то отваром, который нашла в пещере среди запасов Ансварта, а потом посыпала порошком из кожаного мешочка (такие мешочки во множестве висели у неё на поясе). Однако от порошка рана начала как будто ещё сильнее кровоточить. Теодезинда наложила на неё повязку, пропитанную какой-то мазью.

— В монастыре нам говорили, что знахарские средства от лукавого и что только молитвы и лекарства, семикратно освящённые Великой Троицей Богов, всегда действуют наверняка, — шёпотом заметила Ирис, внимательно наблюдавшая за няней.

— Я училась искусству врачевания у настоящей лесной колдуньи, старухи, столь древней, что она и сама не помнила свой возраст, — тоже тихим голосом ответила ей Теодезинда. — Она говорила, что врачевание травами и плодами, которые родит мать-земля, это не знахарство, а настоящая наука со своими законами… Ирис, милая, положись на меня и доверяй мне, как делала до этих пор. Самое большее, что мы можем сделать для раненого, — это остаться здесь, с ним, пока он не окрепнет. Ливень смыл наши следы, не оставив маркизу Гундахару ни малейшей надежды отыскать нас, и ещё… Знаешь, мне отчего-то кажется, что Чёрному Вепрю сейчас совсем не до нас…

Ирис молча кивнула, соглашаясь со словами няни, и перевела взгляд на незнакомца.

Его лицо было искажено болью, но и за этой болезненной гримасой проступали, словно скалы в тёмном ущелье, черты благородной мужественности и достоинства. Ирис долго изучала это лицо, привлекательное даже в страдании, и вдруг её охватило странное чувство. Ей показалось, что она где-то его уже видела, но где, не могла вспомнить.

Вдвоём с Теодезиндой они, намучившись с тяжёлым, неподвижным телом, перетащили раненого на соломенный тюфяк, который, как они догадались, служил ему постелью.

Тем временем ливень почти прекратился, шум дождевых струй стал едва слышным. Где-то в скальных нишах заворковали в своих гнёздах голуби, им вторили стрижи, обрадовавшиеся зарозовевшему в лучах восходящего солнца небу.

— Ну что ж, всем нам не мешало бы подкрепиться, а в этой пещере, как я поняла, съестных припасов не найти, — заявила Теодезинда, оглядевшись. — Зато я вижу здесь охотничьи снасти и слышу голоса птиц: я отправляюсь за дичью. А ты, Ирис, останешься присматривать за мессиром графом. Мне придётся поручить его твоим заботам…

— Графом? — удивлённо переспросила Ирис. — Так ты его знаешь, няня?

— Доводилось встречаться, — улыбнулась Теодезинда. И прибавила: — Это он настоял на том, чтобы продолжить поиски, когда другие уже были готовы поверить в твою гибель. Тайный голос сердца сказал ему, что ты жива.

Женщина подобрала с пола сеть, похожую на рыболовную, запаслась горстью каких-то семян и вышла из пещеры.

Эберину казалось, что он погрузился в сон, в тот сон, который зовут вечным. Повсюду царила глубокая, ничем не нарушаемая тишина. Но вот незнакомый нежный запах пахнул ему в лицо, чья-то тёплая ласковая ладонь коснулась его лба. И от этого прикосновения, от волнующего терпкого аромата, напоминавшего весеннее разнотравье, умытое дождём, у Эберина перехватило дыхание. Значит, он всё-таки не умер!

Эберин открыл глаза и увидел рядом с собой юную девушку: она исподлобья внимательно рассматривала его, а, встретив его взгляд, смущённо улыбнулась.

— Кто вы? — спросил Эберин и сделал попытку сесть на своей постели. Его лицо тотчас исказилось от стучащей