– В коридор! К стене! Выходим на прогулку!

И снова загрохотали сплошные и решетчатые двери, окрики «Лицом к стене!», «Пошли!», «Давай, давай!»… Зато в тюремном дворике пусто и в тренажерном зале никого. Рабочий день, народ на производстве.

Бабанов сел на скамейку, задрал голову, любуясь сквозь сощуренные веки выглянувшим из-за тучи солнцем. Ролан присел рядом, сунул в рот сигарету.

– Ты это, извини меня, что наехал.

Не хотел он извиняться перед этим голубеем, но делать нечего. Ясно же, что Храпов определил его в эту камеру, чтобы проверить на искренность – действительно ли он может извиниться перед обиженным, или его словам веры нет. К тому же Ролан должен был выяснить, где сейчас находится настоящий Корчаков, а Бабанов мог это знать.

– Потратился очень, а мне сказали, что у тебя бабок полный карман. А ты зажал бабки…

– Я же сказал, нет у меня денег.

Бабанов с угрюмым видом повернул к нему голову, но в глаза не посмотрел.

– Ну да, ты же не тот, за кого себя выдаешь…

– Э-э… Я тебе соврал. Чтобы ты только отстал…

Ролан не видел глаз собеседника, но все равно почувствовал обман. Да и видел он настоящего Корчакова.

– Значит, ты Натан, а не Роман.

– Да.

– А чего здесь, а не в санчасти?

– Да проверку какую-то ждут, а я здоровый. Пока здесь побуду.

– А может, ты все-таки Бабанов? – как бы невзначай спросил Ролан. – Ну, не тот, за кого себя выдаешь. Вон телохранители у тебя. – Он кивнул в сторону тренажерного зала, в дверях которого скрылись амбалы. – Только что-то не очень они тебя охраняют. Чужой ты для них. Ну, мне кажется…

– Корчаков я, Натан Елизарьевич…

– При чем здесь Корчаков? Не знаю никакого Корчакова… Хотя нет, Корчаков – это крутой мен, у которого люкс в лазарете. И деньги у него должны быть. У тебя нет, а у Корчакова есть… Значит, Корчаков. А чем он вообще занимается, ну, по жизни? В законе?.. Если в законе, то как его братва зовет? Корчак? Не слышал о таком…

– Да нет, не в законе он. Бизнес у него…

– У него?! Значит, все-таки ты Бабанов, а не Корчаков…

– То есть у меня бизнес, – спохватился собеседник.

– Слышь, мужик, хорош заливать. Мне до фонаря, Бабанов ты или Корчаков, просто не люблю, когда меня грузят. Хочешь быть Корчаковым – пожалуйста, мне все равно. Только как быть, если вдруг братва узнает, что настоящий Корчаков – пидор?

Вопрос прозвучал так ошеломляюще хлестко, что Бабанов подпрыгнул, как лещ на раскаленной сковородке.

– Почему он пидор?

– Потому что ты пидор. Потому что ты этим делом балуешься…

– Э-э…

– Не надо экать, надо думать. Головой своей думать. Я понимаю, настоящий Корчаков сейчас где-нибудь на Канарах парится. Ну, а вдруг его Интерпол за жабры возьмет? Тебя на волю, а его сюда. Попадет он вдруг в общую камеру, а там его спросят: зону топтал? Нет. Тогда почему петушков топчешь? Если бы в зоне был, тогда понятно, там этим делом заниматься можно, если не злоупотреблять. А если в зоне ты, Корчаков, не был, значит, петушатину ты любишь, потому что сам по жизни такой. И жить будешь в петушатнике. Под шконкой. На полу. И всяк мимо проходящий будет вытирать о тебя ноги… Какой у Корчакова срок?

– Четыре года… Три осталось…

– Выйдет он через три года, найдет тебя и скажет большое спасибо за свою раздолбанную жизнь. Скажет и накажет. А как накажет, я не знаю. Может, он добрейшей души человек… Кстати, за что его закрыли?

– За покушение на убийство, – в растерянности пробормотал Бабанов.

– Да? Ну, тогда вряд ли душа у него ангельская. Значит, и покушения не будет. Сразу убийство. И хорошо, если тебя сразу кончат. Я, например, массу способов знаю, как человека перед смертью помучить. Можно связать и головой в муравейник сунуть. Мясо до костей сожрут, а ты все живой. Жуть!.. А еще можно шкуру содрать и мясо солью посыпать…

– А-а… А как братва узнает, что он… ну, что у него нетрадиционная ориентация? – с жалким видом спросил Бабанов.

– У него или у тебя?

– У меня… Ну, значит, и у него…

– Не знаю. Честное слово не знаю, – с самым серьезным видом покачал головой Ролан. – Я точно никому не скажу. Не в моих это правилах языком без толку чесать. Вот если спросят, за что ты Корчакова отмудохал, тогда я скажу. Но кто меня спросит? Хотя всякое может быть…

– Но ты не Корчакова отму… избил. Ты меня избил.

– А Корчаков где? На Багамах? С мальчиками?

– Нет, не с мальчиками. Он нормальный…

– Значит, с девочками. На Багамах?

– Нет, здесь… Э-э, в смысле, в России, – Бабанов поправился слишком поспешно для того, чтобы ему поверить.

Здесь Корчаков, еще раз убедился Ролан, в святогорской тюрьме. Но как до него добраться? И напрямую у Бабанова этого не спросишь. Опасно. Хотя если запудрить ему мозги…

Но не только ему нужно было задурить голову, а и тем, кто, возможно, подслушивал их разговор. Ролан не исключал такого варианта. Если Храпов действительно поставил его на прослушку, то у него должно сложиться впечатление, что Ролан преследует исключительно шкурные интересы. И он так должен подумать, и сам Корчаков.

– А что у тебя с этим, с Мишелем получилось? – будто бы нехотя спросил Ролан.

– Э-э…

– Значит, получилось… А мне ты ничего не заплатил.

– Ну-у… Мишель – свободный человек.

– Ну ты, в натуре! Где в тюрьме свободного человека видел? В тюрьме только так: или ты сам крыша, или у тебя крыша. Мишель под моей крышей был… Ну да, у тебя же своя крыша. Амбалы эти. – Ролан снова кивнул в сторону тренажерного зала. – Только не тебя они охраняют, а Корчакова. Ты для них никто. Я же видел, не заступятся они за тебя… А чего они с тобой? Корчаков подъехать должен?.. Только врать не надо, не люблю я этого. Могу за Мишеля спросить. Я такой, я деньги люблю… Слушай, может, через Корчакова можно навариться? Может, он меня тоже в охрану возьмет? Я с блатными на «ты», авторитет у меня, если надо, любую ситуацию разрулю. И еще я по рукопашному бою спец…

– Так это не ко мне, это к нему.

– А когда он будет?

– Не знаю… Может, сегодня. Может, завтра.

– А тебя куда? На волю?

– Если бы… Здесь где-нибудь спрячут.

– Я так понимаю, никто не в курсе, что я тебя раскусил? Ну, что знаю, кто ты такой?

– Нет. Я не говорил.

– А Мишель? Он же слышал наш разговор – ну, когда я тебя душил…

– Слышал. Но ничего не сказал. Он же не глупый. Меньше говоришь, крепче спишь…

– С тобой спать будет?.. Когда комиссия уедет, опять в санчасть вернешься?