«Померещилось», – с облегчением решил Шон. И тут же увидел нечто сверкающее, манящее, красивое у самых своих ног.

Все еще не веря своему счастью, он нагнулся и, быстро оглянувшись, – не видит ли кто, – подобрал божественный дар. У него аж дух захватило от взгляда на то, что он держал в своих руках. Похоже, чудеса все-таки случаются на свете. Потому что это было настоящее чудо.

«Домик. Для нас с Энни… И чтобы были яблони, и сливы, и клубника – все, как полагается. И ребятишки. Трое. Нет, четверо… – Мысли Шона скакали и путались. – Спасибо тебе, господи, спасибо».

* * *

Из дневника Амалии Тамариной.

«24 ноября. Адвокат Боваллон выбыл вторым – после мадам Эрмелин. Драгоценности исчезли. Леонар по-прежнему не найден.

Сюрприз в моей сумочке. Слава богу, все обошлось благодаря находчивости моего кузена.

Пока у меня слишком много вопросов и ни одного ответа. Самый главный – кто взял мой нож для разрезания страниц? За что Леонар мстил адвокату? И, наконец, при чем тут таинственный Белоручка, вор-легенда, который увел драгоценности княгини Лопухиной и актрисы Бержерак? Впрочем, у меня впереди еще целая неделя, чтобы все выяснить».

* * *

Пассажиры первого класса видели сны.

Амалии снилась Джоконда, превращающаяся в Леду, а затем в одалиску из гарема. Образ одалиски плавно перетекал в лицо с портрета Себастьяна Секунда, и оно оживало, улыбалось ей…

Миссис Рейнольдс снилось, что она умерла и на том свете рассказывает Наполеону Бонапарту и Александру Македонскому о величии королевы Виктории. Это был чрезвычайно приятный сон, но посреди рассказа Наполеон неожиданно превратился в Кристиана Эрмелина и скрипучим голосом сказал: «Уймись, старая…» Не дослушав, миссис Рейнольдс проснулась в холодном поту.

Месье Деламару снилось, что он с головы до ног усыпан бриллиантами. Он хотел зачерпнуть горсть сокровищ, лежавших вокруг него, но неожиданно сверкающие камни превратились в человеческие глаза, и он в ужасе выронил их…

Французскому дипломату снился дом и младшая дочь Раймонда с книжкой в руках на белых качелях в саду. Он знал, что такого не может быть, потому что два года назад она умерла от воспаления легких, но ему было невыразимо приятно видеть ее…

Миллионеру Дайкори во сне казалось, что он снова стал маленьким. Захлебываясь от счастья, он бежал по лугу, усеянному цветущими одуванчиками, и бегу его не было конца, ибо луг был необъятен. И старик улыбался и плакал во сне…

Убийце снилось, что он – самый ловкий, самый хитрый, самый расчетливый человек на свете и никому никогда не раскусить его…

Может быть, картины, столы и стулья тоже видели сны. Может быть, они грезили о людях, которые когда-то им встречались, а прекрасная Леда с картины Леонардо, может быть, втайне грустила о каком-нибудь прекрасном юноше, изображенном на другом полотне… А столик эпохи Луи XV, разлученный с таким же стульчиком и вынужденный терпеть рядом с собой прямолинейного жесткого грубияна в стиле ампир, томился и вздыхал о первом и мечтал, чтобы второй пошел на дрова…

Внизу, в чреве корабля, в каюте третьего класса, Шон О’Рурк не спал. До самого рассвета он возносил хвалу богу.

– Нет, вы только представьте себе! Они перевернули вверх дном весь корабль, обыскали всех и вся, истязали нас дурацкими вопросами по поводу того, кто где находился и не видел ли чего подозрительного. И что же? – Миссис Рейнольдс придвинулась к Амалии и доверительно понизила голос: – В конце концов у месье Фоссиньяка, художника, нашли пачку непристойных открыток. Целую пачку! Какой ужас! А ведь у него жена и двое детей. Но, кроме этих открыток, ничего не отыскали. Ничего! Ничего!

Проведенный накануне обыск и впрямь не дал никаких результатов. Жена маркиза Мерримейда предъявила свои украшения, но они ничуть не походили на те, что были украдены. У доньи Эстебании нашли шесть париков, дюжину шиньонов, а также нож для разрезания страниц, что опять-таки не имело касательства к делу, ибо нож, пока им кто-то не убит, не представляет для следствия никакого интереса. У врача Ортеги обнаружили целый чемоданчик со скальпелями, морфием, снотворными средствами и прочим, но ведь на то он и врач, чтобы возить с собой принадлежности своей профессии. У мадам Кляйн из Эльзаса нашли фамильную брошку с изумрудом, который при ближайшем рассмотрении оказался подделкой. Подозрительная бутылка, принадлежащая Леону Шенье, аккомпаниатору, содержала в себе, как выяснилось, не смертельно опасный яд, а всего-навсего фиксатуар для волос.

В вещах миссис Рейнольдс и ее дочери не обнаружилось ничего примечательного, кроме двух руководств по практическому гаданию и трех – о способах общения с потусторонним миром. Сама же миссис Рейнольдс при встрече с Деламаром предложила вызвать дух убитого, дабы он имел возможность открыть им, кто же так жестоко лишил его жизни. Месье Деламару потребовалась вся его тактичность, чтобы убедить напористую австралийку, что французское следствие не признает подобных методов работы.

– И очень жаль! – заявила разочарованная миссис Рейнольдс.

У мадам Дюпон обнаружилось несколько картин. Как она сказала, это копии, не представляющие особого интереса. Поскольку картины лежали в простом футляре у всех на виду, ей легко было поверить. У ее кузена, графа фон Лихтенштейна, багажа вообще не было. Как он объяснил, слуга его оказался мошенником и утащил чемоданы. Тем не менее Марешаль внимательно осмотрел каюту графа, но не обнаружил ничего, кроме корок апельсина в дорогой вазе.

Мистер Дайкори вез с собой несколько бюстов римской эпохи, но драгоценности его не интересовали, что представлялось вполне естественным. Обыск каюты его сопровождающего, мистера Льюиса Нортена, вообще ничего не дал. Дипломат де Бриссак вез с собой коллекцию бабочек, а голландский торговец с чудовищно длинной фамилией, которую Деламар, как ни старался, отчаялся запомнить, – своих домочадцев и свою морскую болезнь. Альбахи, молодожены из Вены, держались робко, но драгоценностей не оказалось и в их каюте. Обыск помещений, которые занимали Эрмелины, Феликс Армантель, Луиза Сампьер и брат с сестрой Коломбье, закончился ничем. С горя Деламар обыскал даже второго помощника капитана, месье Марешаля. В его вещах обнаружили связку писем от его невесты, засушенную ящерицу с Мадагаскара и серебряный свисток.

Следствие застопорилось и упорно не желало сдвинуться с места. Деламар вторично допросил весь обслуживающий персонал первого класса. Не заметили ли они чего-нибудь странного вчера вечером? Не видели ли они кого-либо, кто входил в каюту месье Боваллона или выходил оттуда после ужина? Сыщик не услышал в ответ ничего нового.

Миссис Рейнольдс ликовала. Все что-то видели, но либо время не сходилось, либо увиденное не имело никакого отношения к покойному адвокату.

– Я же говорила: надо было сразу же вызвать духа! – горячилась почтенная дама. – Уж он-то не стал бы держать нас в неведении относительно того, кто посмел так жестоко обойтись с его бренным телом.