Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ортанс! – Забыв обо всем на свете, Кристиан бросился к жене. – Господи боже мой, как ты меня напугала! – Он упал возле нее на колени и, схватив ее руки, покрыл их поцелуями. – Родная моя, что с тобой случилось?
– Я… я… – лепетала Ортанс. Ее взор блуждал по лицам присутствующих, она явно еще не совсем оправилась от пережитого потрясения. – Господи! Как это было ужасно…
– Да что ужасно? – закричал Гюстав. – Что?
– Леонар… – Ортанс перевела дыхание. – Я увидела Леонара… Он стоял там, у окна, и смотрел на меня… Господи! – Она заломила руки.
Деламар и Кристиан переглянулись. Не говоря ни слова, оба поспешили к выходу.
– Подождите меня! – крикнул Проспер Коломбье.
Вслед за ним салон покинул и Гюстав Эрмелин.
– Мадам Эрмелин, – быстро заговорила Амалия, садясь на диван рядом с Ортанс, бессильно заломившей руки, – пожалуйста, вы должны вспомнить… Как он выглядел?
– Я… я не знаю, – бормотала Ортанс. По ее щекам текли слезы. – Просто я увидела… увидела как бы тень… – Надин Коломбье охнула и перекрестилась. – Но я узнала его взгляд! Ужасный взгляд, который… – Она не договорила.
– Вспомните, – настаивала Амалия, – это очень важно… На нем была форма стюарда? Простой сюртук? Во что он был одет?
Ортанс медленно покачала головой.
– Я не знаю… Не знаю… Я видела только глаза… – Она жалобно посмотрела на Амалию. – Мне показалось, что я схожу с ума, – закончила она шепотом.
Луиза Сампьер стояла очень бледная, прикусив до крови палец.
– А вы? – спросила у нее Амалия. – Вы что-нибудь заметили?
Девушка отрицательно покачала головой и опустила руку.
– Нет… Я сидела спиной к окну.
– Черт возьми, – тоскливо сказал Феликс. – Будем надеяться, они его поймают… Пора уже кончать со всем этим!
Ортанс тихо заплакала. Амалия стала ее успокаивать, гладя по спине.
– Ну что вы, Ортанс… Не надо, не плачьте… Вот увидите, все будет хорошо…
– Да уж, – непонятно к чему промолвил Рудольф и умолк.
Первым через четверть часа вернулся Гюстав Армантель.
– Ну, что? – набросилась на него Луиза. – Вы нашли его? Где он прятался?
Юноша отвел глаза.
– Луиза, мы… Они все еще ищут, – выдавил он из себя. – Но мерзавец как сквозь землю провалился! – Он взглянул на Ортанс, которая сидела со скорбным, застывшим лицом. – Как вы, мадам?
Ортанс выдавила из себя улыбку.
– Со мной все хорошо, Гюстав, не беспокойтесь обо мне.
Кристиан, сыщик и управляющий пришли позже. Мужчины были мрачны и избегали глядеть друг на друга.
– Черт знает что! – в сердцах сказал Кристиан, валясь в кресло. – Проклятие!
– Неужели вам так ничего и не удалось обнаружить? – вырвалось у Амалии. – Ведь на палубе наверняка были люди! Кто-то да должен был его заметить!
Кристиан хмуро поглядел на нее.
– Мы никого не обнаружили, кроме Дайкори и его человека, Нортена, – ответил за него Деламар. – Но они клянутся, что никого не видели.
– А те, что сидят в большом салоне? – встрепенулась Амалия. – Ведь они совсем рядом с нами! Может быть, они кого-то видели?
– А ведь верно! – пробормотал Деламар. И, сорвавшись с места, побежал в большой салон, где миссис Рейнольдс за умеренную плату гадала на картах всем желающим.
– Они никого не видели, – доложил расстроенный сыщик, вернувшись через несколько минут. – Воля ваша, господа, но во всем этом есть какая-то мистика. Ведь не бесплотный же он дух, в конце концов!
– Да, – угрюмо пробормотал Феликс, – все очень, очень странно…
И, хотя Амалия не любила странностей, она тем не менее вынуждена была с ним согласиться.
* * *
Из дневника Амалии Тамариной.
«25 ноября. Четвертый день плавания. Явление Леонара.
Полный тупик. С какой стороны я ни пытаюсь подойти к этому делу, оно мне не дается. То ли я безнадежно глупа, то ли преступник слишком для меня умен. И я никак не могу забыть выражение ужаса на лице Ортанс. Ее страх мучает меня еще больше, чем мое бессилие.
Взяла с Деламара клятву, что он будет как следует ее стеречь. Не знаю, что это даст. Я безумно устала. Глаза слипаются, ложусь спать».
Волны набегают друг на друга, качают корабль.
Океан – не цвета серой мглы, а синий. Бирюзовый, сапфировый (странно, что для сравнения на ум приходят только драгоценные камни).
Кольцо с сапфиром… У мадам Эрмелин было одно такое. Где-то оно теперь?
Океан стонет.
– А-ма…
Разумеется. Океан живой, и у него есть голос.
– А-ма…
Глупости все это. Она в багажном отделении, а перед ней, подбоченясь, стоит огромная, в рост человека, серая мышь.
– Хотите послушать, мадемуазель, как я играю на рояле? Не хуже Леона Шенье, смею вас уверить!
Мышь во фраке, в белых перчатках, с галстуком-бабочкой. Рояль шевелит затекшими ножками, выбирается из-под сетки, приседает, гремя струнами, и бежит вразвалочку к мыши. На ходу он умудряется почесать бок задней ножкой.
Амалия хочет возразить мыши, что на рояле нельзя играть в перчатках, однако мышь в обнимку с инструментом пускается в пляс.
– А-ма… АМАЛИЯ!
Нет, это просто ужасно. Конечно, океан видел корабли Дрейка, Колумба и Магеллана… но зачем же так вопить?
– Амалия, проснитесь, проснитесь!
Но проснуться невозможно. Невозможно даже разлепить веки – к каждому из них словно привесили пудовую гирю.
– Амалия! Кузина! Очнитесь, умоляю вас!
Нет, это сон, это сон… Волны… волны…
– Амалия, черт вас дери! – океан говорит рассерженно.
– Мышь играет на рояле, – бормочет Амалия.
– А? – Океан, похоже, растерялся.
– Это все беременность, – произносит где-то в вышине над нею неуверенный голос. Голос, как две капли воды похожий на голос миссис Рейнольдс.
– Бере… – Океан выходит из берегов, захлебывается гневом. – Если вы еще раз при мне произнесете это слово…
– Не надо так орать… – слабо возражает Амалия и с гигантским усилием открывает глаза.
Все плывет. Пятна… пятна…
– Мы тонем? – спрашивает Амалия с любопытством.
– Какое там, – грохочет океан где-то совсем рядом. – Гораздо хуже… Амалия! Не смейте закрывать глаза!