На материнскую роль лучше всего подходила Доминик Эмшвиллер, второй человек в компании «Готье». Каждый вечер она «пеленала» свое чудо – окружала его заботой, избавляла от всех административных забот. Неотразимый Танел, модель и соратник, доверенное лицо и веселый приятель, и Дональд, с которым все начиналось в Аркёй, занимали положение братьев. Старшими сестрами по умолчанию были Айтиз, Анна и Фредерик – всегда готовые утереть слезы, устроить обед, помогать во время примерок. Важное, «эдипово», место отца пустовало. Карден был всего лишь дружелюбным учителем – а кто еще мог претендовать на эту роль?

Но вот на улице Фобур-Сент-Оноре появился ангел-хранитель. Жан-Луи Дюма, предприимчивый человек шестидесяти лет, возглавлявший перешедший ему по наследству дом моды, образец традиционной роскоши, любитель лошадей и шикарной жизни, втайне наблюдал – кто бы мог в это поверить! – за тернистым путем харизматичного оригинала. Жан-Поль Готье вскоре стал… приемным сыном «Эрмес».

Тем временем в его работе уже кое-что изменилось стилистически, проявились первые признаки взросления. Вместо того чтобы и дальше изменять, трансформировать, искажать и перерабатывать предметы и одежду, этот весельчак в конце концов просто поменял направление. Признание, какое он заслужил за двадцать лет, патетические эпитеты и дифирамбы – этого уже было недостаточно, он хотел другого. Всего по первому классу. Реклама лейбла, титулы, значок «кутюр» ручной работы, все в должной форме. И тем хуже для тех, кто посмеивается, потому что главное было впереди. Желание получить медаль, знак отличия, какой-нибудь диплом – это ли не признак наступающей старости? Зависит от ситуации. Есть время для философии «less is more», и есть время, когда требуется все больше. Зрелость требовала от Жан-Поля преодолеть единственное препятствие, броситься в мир моды, которую называют «высокой», невзирая на то, что «низкого» в этом мире он и не делал.

Он имел власть, но у него не было ее атрибутов. Он хотел править, имея все привилегии и знаки отличия, принимать клятвы верности. Войти в закрытый клуб великих кутюрье означало для него выйти из кризиса. Все были удивлены. Естественным образом он противопоставлял себя Высокой моде, однако направление его движения уже изменилось, и оно не значилось на картах «Мишлен». На все ее указы этот разгильдяй отвечал «нет». Еще немного, и можно было бы сказать, что он пародировал ее, насмехался над ее напыщенностью в своих хулиганских дефиле, рисуя у нее под носом граффити Гавроша, устраивая парады жандармов в униформах с кружевами. Он выработал своего рода «контрэдипальный» образ мальчишки, который, как пришлось бы признать измученному психотерапевту, преодолел комплекс, считавшийся главным барьером в процессе взросления ребенка. Короче говоря, в его случае «мать» не ставили на пьедестал и не желали соблазнить ее. Скорее наоборот. Но слишком явственное отторжение обычно скрывает тайное обожание. Долго подавляемая любовь к «королеве-матери», Высокой моде, снова охватила бунтаря.

«Я отдаю себе отчет в том, что есть люди, для которых это все что-то значит, – признается он. – Для меня в каком-то смысле тоже, потому что я хотел этих перемен. Я хотел создать коллекцию от-кутюр, и не для себя, а для другого модного дома. Я думал о “Диоре”, и для меня этот вопрос еще не закрыт. Но получилось иначе. Потом месье Арно захотел увидеться со мной в связи с “Живанши”! Я отказался, упирая на то, что предпочитаю работать с домом, который меня вдохновляет. Эта работа требовала больших затрат времени, а все мысли были заняты домом “Диор”. Я даже ответил ему так: “Если от одного лишь названия модного дома голова не идет кругом и оно не заставляет меня погружаться в фантазии, я не буду работать там, я лучше создам Дом мечтаний сам!”»[199].

JP всегда работал, не думая о карьере или о бизнес-плане: им двигали только мечты. И в этом контексте следует назвать личность, питавшую его фантазии, поэта из Гранвиля, Кристиана Диора. Мастер расшитых тканей, появлявшийся в облике Пьеро на костюмированных балах графини де Ноай, король импровизаций, наделенный талантом бизнесмен, мастер стиля и денди. Диор вдохновил Кокто на такую эпиграмму: «Он – беспечный гений нашего времени, чье волшебное имя включает два магических слова: “Бог” и “золото”»[200]. Это была настоящая алхимия. Если Диор воплощал смешение «божественного» и «золотого», то Готье стал воплощением элегантности. Эти определения совершенно не касаются понятий «люкс» и «от-кутюр». «Золото» Диора озаряло любую вещь, не определяя ее имя. Это было метафорой редкостей, метонимией совершенства. Марлен Дитрих на лестнице дома, во времена расцвета new look: власть образа диктовала желания. Однако Диор исчез, как и полагается фантазии. Юный Жан-Поль мечтал работать у Шанель, Сен-Лорана, Диора – этот триумвират определял все. Его ждала работа у Кардена, Эстреля, Пату, но ателье на авеню Монтень для него останется закрытым.

Ряд ошибок и оплошностей помешал мечте стать реальностью. В собственном бурлескном варианте своей биографии все эти неудачи он списывал на ошибки юности и даже на подводивший иногда вкус. В 1993 году Антуан де Кон и Жан-Поль Готье вели «Евротреш», популярную и очень модную телепередачу на Пятом канале[201]. Они изображали модных французов. Готье конечно же был в обязательном килте. Этот смелый аксессуар совершенно не смущал англичан, которые воспринимали его как дань культурным традициям их страны, но Бернар Арно рассудил, что это выглядит шокирующе и может испугать женскую часть аудитории. Несмотря на то что везде уже стали поговаривать о скором воцарении «ужасного ребенка» в компании Диора, было очевидно, что этот союз не сложится. Жан-Поль полагал, что виноват его наряд. Но этот аргумент выглядит неубедительно, если учесть, что Джон Гальяно, еще один мужчина, появлявшийся в юбке на публике, все же подобрал ключи к дверям модного дома «Диор». Так что само стремление прибегнуть к подобному доводу, чтобы оправдать потерю Диорвиля, говорит о том, насколько он был разочарован. И в самом деле, молодой модельер от своего желания не отказался. Бернару Арно, который предложил ему работать на «Живанши», он ответил, что если невозможно быть с «Диором», то он предпочитает сделать все для процветания собственного модного дома. Терзания любви, провокация, надежда на реванш? Ответом могут послужить грустные лица Сирано и Дон Кихота. Готье показал, что можно изменить правила игры, установить новое соотношение сил тогда, когда власть денег, трестов, большого капитала угрожает поработить творчество. Иногда действительно случается так, что Давид сражается с Голиафом и побеждает. Хотя сегодня Голиаф не дает Давиду пустить в ход свою пращу. Готье вспоминает: «Бернар Арно сказал мне: “Не советую вам создавать собственный дом Высокой моды”. Он не угрожал, это было просто мнение человека, который знал, чего стоят такие начинания, знал все связанные с ними трудности и то, насколько непредсказуемые ситуации подстерегают на этом пути. Не могу сказать, что сразу смирился с такой пораженческой позицией, но, безусловно, я задумался. Я поговорил с Дональдом Потаром, и мы решили, что будет лучше, если мы станем работать над собственной коллекцией»[202].