Уил застегнул бриджи.

- Здесь еще никого нет. Если повезет, то выведем Сэма и уедем, прежде чем на работу придут первые конюхи.

Не обращая внимания на прилипшие травинки и солому, он накинул плащ на плечи. Спустился по лестнице, и Розамунда сделала то же самое, сначала, правда, старательно отряхнувшись.

- А как же ты расплатишься? - поинтересовалась она, когда Уил вывел коня из стойла и начал седлать.

- Оставлю деньги.

Он полез в карман. К сожалению, после вчерашней пирушки кошелек заметно похудел и потерял в весе. Впрочем, чему удивляться? Кувшины не раз наполнялись лучшим бургундским. К счастью, нашелся серебряный шиллинг, и Уил аккуратно положил его на выступ рядом с дверью.

Щурясь от еще неяркого утреннего света, он вывел коня во двор и привычным молниеносным движением взлетел в седло. Розамунда открыла ворота, которые ночью Уил запер на засов, а когда возлюбленный выехал на улицу, крепко сжала предложенную руку и, словно по волшебству, оказалась за его спиной.

Утром улица выглядела обычной, совсем не страшной. Куда-то направлялись редкие прохожие, постепенно открывались двери, служанки выбрасывали в сточную канаву мусор и выливали помои. Внезапно сверху донесся крик: «Берегись!» Уил свернул в сторону - как оказалось, вовремя: из окна полетело содержимое ночной вазы.

Уил поморщился и тихо выругался. Розамунда сидела молча, уткнувшись носом в мягкий бархат плаща. Она мечтала принять ванну и придумывала, как бы получить во дворце такую роскошь. А еще до возвращения Джоан очень хотелось выспаться одной в постели.

Наконец в утреннем свете проступили очертания Уайтхолльского дворца. С реки поднимался легкий туман, смягчал линии, серебрил мягкую траву на газонах. Уил выбрал самую узкую боковую дорожку и въехал во двор сквозь дальнюю калитку.

Остановился поддеревьями, спешился и взял Розамунду на руки, однако опускать на землю не спешил.

- Сможешь вернуться незаметно?

В голосе звучала тревога.

- Проскользну, как мышка, - заверила она. - Волноваться не о чем.

- Конечно, не о чем, - согласился он, однако не смог скрыть сомнения.

- Честное слово, - попыталась убедить Розамунда.

Уил кивнул, хотя в его взгляде сквозило беспокойство.

- Не сомневаюсь в твоих способностях. - Он посмотрел вокруг, склонился и быстро поцеловал Розамунду. - Беги быстрее и хорошенько выспись.

- Непременно. - Она подняла руку и на прощание провела пальцем по мягким губам. - До встречи.

Уил смотрел, как нежная подруга бежит по тропинке к боковой двери, и пытался прогнать странное чувство: почему-то ему казалось, что в жизни появилась новая линия, которую невозможно было ни взять под контроль, ни продолжить по собственному усмотрению. Наверное, во всем виновато бургундское. Что ж, рано или поздно решение найдется. Он сел на коня и поехал домой, чтобы лечь в постель и проспать несколько часов кряду.

Розамунда прошмыгнула по пустынным коридорам и так быстро поднялась в свою комнату на чердаке, что никто не смог бы ее заметить - собственно, даже не ее саму, а молодого пажа.

Закрыла за собой дверь и даже не успела вздохнуть с облегчением, как увидела на комоде тарелку с хлебом и сыром и чашку с молоком. Кто-то приходил ее навестить. Заинтересовался ли этот человек тем, куда исчезла больная? Заглянул ли еще раз, чтобы вновь обнаружить комнату пустой?

Теперь сердце стучало в унисон с молотом Тора в голове; ужасное открытие и его непредсказуемые последствия лишили Розамунду воли и способности двигаться. Спустя некоторое время испуганная и растерянная беглянка заставила себя раздеться и умыться оставшейся в кувшине холодной водой. Мысли немного прояснились, и стало казаться, что не стоит заранее пугаться грозы, которая, даст Бог, пройдет мимо.

Розамунда надела ночную рубашку, а мужской костюм аккуратно свернула и спрятала на дно сундука, с которым приехала во дворец. Вдруг когда-нибудь снова представится возможность его надеть? Устало легла в постель, натянула до подбородка одеяло и закрыла глаза. Первым делом надо выспаться и избавиться от головной боли. А уж потом, проснувшись, можно будет на всякий случай придумать убедительное объяснение долгого отсутствия.

Вечером Розамунду разбудил беззаботный щебет соседок: фрейлины вернулись из Гринвича.

- Все еще лежишь? - Джоан бесцеремонно шлепнулась на край постели. - До сих пор плохо? Учти, если завтра утром не встанешь, леди Шроузбури прикажет ставить пиявки.

- Уже гораздо лучше, спасибо. - Розамунда приподнялась на локте и сонным взглядом обвела комнату: дамы суетились, разбирая вещи, и, словно стая сорок, непрестанно болтали. - Хорошо провели время?

- О, чудесно! И речная прогулка, и бал прошли просто великолепно. - Джоан вскочила и восторженно закружилась по комнате. - Как жаль, что тебе пришлось пропустить самое интересное!

- У нашей дорогой Джоан появился настойчивый поклонник, - с ядовитой усмешкой заметила Летиция Ашертон. - Постарайся, милочка, чтобы королева не узнала. Она терпеть не может, когда камеристки заводят себе любовников, хотя легкий флирт считает допустимым.

- Сама хороша, - вполголоса пробурчала Фрэнсис Дарси. - Граф Эссекс в сыновья ей годится, а она перед ним крутится, как двадцатилетняя девчонка.

- Предательские разговоры, Фрэнсис, - остановила Летиция.

- Всего лишь правда, которую знают все.

Фрэнсис надулась и, не проронив больше ни слова, принялась сосредоточенно вынимать из ушей тяжелые серьги с бриллиантами.

Летиция строго посмотрела на несдержанную особу. По линии третьей жены отца Фрэнсис доводилась родственницей семейству Говардов. Лорд Говард носил титул герцога Норфолка, а значит, мистрис Дарси имела все основания сделать блестящую партию, даже несмотря на некрасивое, испорченное оспой лицо и дурные зубы, которые постоянно болели и портили характер. Но как только семья сделает окончательный выбор, способный принести новое богатство и укрепить полезные связи, свадьба состоится, причем согласия жениха и невесты никто не спросит. Фрэнсис никогда не испытывала нужды в деньгах или драгоценностях, а если ей внезапно требовалось новое платье, оно не заставляло себя ждать. Однако никто из окружающих не осмеливался ни сплетничать о ней, ни осуждать: статус и привилегированное положение Фрэнсис надежно защищали ее от недоброжелателей.

Розамунда встала с кровати. После вчерашней пирушки в «Белой лошади» во рту еще не было ни крошки. Страшно хотелось есть. Несвежий хлеб и засохший сыр, так заботливо оставленный кем-то для больной, - на иную пищу рассчитывать не приходилось. Она начала рассеянно жевать, запивая сухомятку прокисшим молоком. Кто же все-таки приходил? Вновь стало страшно: а вдруг о долгом отсутствии больной узнает графиня Шроузбури? Если бы удалось выяснить, что за человек побывал в спальне, можно было бы уговорить, убедить, подкупить, в конце концов.