— Я ее придумал, — пробормотал я и потянулся, царапая когтями землю.

— Придумал, так придумал, — легко согласился Артем. — Главное, что она есть и есть круг. Ну что, бежим?

— Бежим!

Мы помчались наперегонки через лес. Мы смеялись, скатываясь в бессонные воды ручейков, катались по земле, вминая в нее свежую траву. Мы сходили с ума под безлунным небом. И не было ни смерти Антона, ни запахов города, ни Клыка на моей шее, раз и навсегда обозначившего мое место в племени. Были только этот лес и эта ночь. И мы, два волчонка, не знавшие обид и человечьей крови. А потом, внезапно, как всегда, и в этом заключалась частичка ее прелести, навстречу нашему безумному бегу из-за толстых деревьев вынырнула поляна наших снов. И мы замерли на ее краю, сраженные ее запахами, ее красотой и какой-то непонятной нам целостностью. Мы ждали этого чуда, мы стремились к нему и все-таки оказались чуть-чуть не готовы… И это тоже было как всегда…

— Здравствуй, Ной!

Оцепенение прошло, прошло и сумасшествие бега. Я встряхнулся, сбрасывая с себя волчью шерсть, поднялся на ноги, потянулся. Мышцы приятно ныли после трансформаций и долгого бега. От костра в центре поляны навстречу нам скользнула легкая тень. Отблески огня окрашивали края ее одежды в кровавое. Я прищурился. Даня…

Их семья — отец, мать, три брата и сестренка — приехала в лес ранней весной, почти сразу после дня рождения Троя, и еще не прошел Совет, а Даня уже умудрился настроить против себя половину поселковых ребят. Последним в их числе оказался я. И я вежливо порекомендовал ему извиниться. Он откровенно послал меня. Даня был старше и почему-то считал, что возраст — серьезное преимущество перед противником. Драка была жуткая, потому как вторая половина поселка перешла на сторону Дани. Естественно, мы победили. Антону сломали нос, Мику и Трою — ребра, остальные наши отделались синяками и ушибами. Зато Даня встретил свое шестнадцатилетие в постели — все-таки я не зря считался самым сильным волчонком в племени. Потом был пожар, изменивший наши жизни. Когда загорелся лес, сестренку Дани Ину искали наши же ребята, те, с которыми он так настойчиво пытался поссориться. Мы были лучшими друзьями, я и Антон, но я не смог его спасти, а вот Ину, маленькую желтоволосую вредину, вынесли из огня враги ее брата. Мать Антона на Совете бросила в меня камень. Даня на том же Совете, опустившись на колени, благодарил Троя за помощь. Если бы не Трой, в семье Дани остался бы он один.

— Здравствуй, Ной, — повторил Даня. Улыбнулся чуть насмешливо, протягивая руку. Левую. Я опустил глаза и увидел, что правой кисти у него не было. Даня, заметив мой взгляд, бросил коротко: — Капкан.

Я кивнул. Даня был волком, а волки иногда попадают в капканы. Я протянул ему свою левую руку. С той драки и того пожара прошло слишком много времени и слишком много утекло воды, чтобы мы продолжали оставаться врагами.

— Здравствуй, Даня, — я протянул ему свою руку.

— Ты будешь смеяться, но я рад, что ты вернулся, — сказал он.

— Не буду, — заверил я. — Я и сам этому рад.

— Без тебя здесь было как-то… скучно… Вы задержались, Артем, — повернувшись к волку, он легонько дернул его за ухо.

Артем оскалился, хрипло, не зло рыкнул.

— Это все бег, — сказал он, потершись взлохмаченным боком о шершавый ствол сосны. — Знаешь, как это бывает?

— Знаю, конечно… Давай, поднимайся, Тема!

— Чешется… — пожаловался мне Артем, поднялся на задние лапы, одновременно сбрасывая шерсть. Формы его тела быстро менялись.

Только правое ухо смешно завернулось и никак не хотело трансформироваться. Артем чертыхнулся, а от костра донеслись одобрительные смешки.

— В круг! — крикнул кто-то.

— В круг! В круг! — подхватили волки наш старый призыв.

— В круг…

Я уже хотел шагнуть вперед, но Артем вдруг удержал меня, шепнув:

— Подожди… Я хочу, чтобы ты понял: ты для них герой, конечно. Ты позволил себе то, чего за тысячи лет не позволял себе ни один волчонок: нарушил запрет Бога. И еще ты жил с людьми и убивал чаще, чем все мы здесь вместе взятые… Ты герой, но герой-чужак… Тебя не было слишком долго. Кто-то отвык, кто-то забыл, кто-то не знал тебя вовсе. Ты понимаешь меня?

— Понимаю.

— Они будут задавать вопросы. Если не хочешь отвечать, лучше уйти сейчас.

— Я останусь.

Артем отпустил мое плечо, насмешливо сверкнул глазами.

— Я рад. Мой брат утверждал, что эта поляна принадлежит тебе. Не хотелось бы лишать тебя собственности.

— Спасибо за беспокойство.

И мы ступили в мир грез.

Здесь не было звезд. Совсем не было. Отблески костра, разожженного волками, окрашивали черное небо в цвет спелой вишни. И в ночном вишневом небе всегда, понимаешь, всегда, висел невероятно желтый диск вечно полной луны. Здесь росли только желтые и вишневые цветы. Росли так густо, что под ними не видно было травы. Здесь лес становился Лесом, и плотная стена деревьев закрывала нас от чужих непрошеных взглядов. Да, это был мир наших грез. Мир, который мы нашли, мир, который я придумал…

— Ной…

— Привет, Ной!

— Давно тебя не было, Ной…

— Ной…

— Ной!

— Ной…

Двадцать голосов, мужских и женских, сердитых, радостных, настороженных, по-взрослому хриплых, жестких, уверенных. Двадцать лиц, многие из которых я узнавал, но еще больше — нет, и это настораживало.

— Кто они, Артем? Я не знаю и половины… И Лизы нет.

— Одни уходят, другие приходят. Убиваем мы, но убивают и нас. Понимаешь, Ной?

— Понимаю…

— Я предупреждал тебя.

— Я помню. Но почему нет Лизы? Она-то пока жива!

— Она больше не ходит сюда…

— Почему?

— С тех пор, как ты исчез, она перестала приходить. Не злись, Ной, это к лучшему. У нас выросли клыки, а она осталась человеком, она здесь чужая. Ты же знаешь, для нее небо на этой поляне всегда было синим.

И это была правда.

Они расспрашивали о городе…

— Какова на вкус человечина?

Бифштекс с кровью и томатный сок… Нет-нет, это просто ассоциации, я не ем людей.

— Ты видел, как казнили Тома Вулфа?

Дождь вперемешку с пеплом. Он не кричал…

— Эй! Мы же договорились! Не слушай его, Ной, это нечестный вопрос!

Нечестный. Но… Да, я видел.

— Извини, Ной… Ной?

Извиняю…

— Ладно! Тогда скажи, где у человека самое уязвимое место?

Горло.

— Ты что, сама не знаешь? Балда!

— Еще раз тявкнешь в мою сторону, потом ушей не досчитаешься!