— Странное сочетание, — заметил Бэмби. — Смерти и чуда?

— Да, чуда. Племя обратилось за помощью к своему богу. Старая ведунья развела на поляне Совета костер. Из горсти золы, смешаной с родниковой водой, вылепила фигурку Белого Волка, завернула ее в лист папоротника и бросила в огонь. Пламя вспыхнуло ярко-ярко, и из самого центра его вышел на поляну мужчина. У него были белые, совсем как в старину, волосы и глаза цвета древнего Леса. Ведунья поняла, что перед ней сам Бог. «Ты оторвала меня от дел, старуха. Зачем ты звала меня?» — спросил он. Ведунья упала на колени. «Спаси своих детей, о, Первый Волк!» — попросила она. «От чего? — удивился Бог и поежился. — И почему здесь так холодно?» — «Солнце умирает, мой Бог! А вслед за ним умрем и мы». Белый Волк сказал: «Я не могу оживить звезду, — он достал из пустоты теплый плащ, завернулся в него и протянул руки к огню. — Я могу только показать вам дорогу в новый мир. Достаточно ли вам этого?» — «Достаточно, мой Бог!» — воскликнула ведунья. И волки вышли на поляну из лесной чащи, склонили колени перед своим богом и согласились с ведуньей. «В другом мире вы всегда будете чужаками» — предупредил Первый Волк. «Но мы будем живы», — возразила она. «Хорошо. Я дам вам то, что вы просите. Но взамен возьму одну из ваших дочерей. Я давно один, а я очень не люблю одиночества».

Одиночество — это состояние души.

— Вишневое небо… Интересно, это красиво? — тихонько спросил Бэмби.

— Это — сказка, которой грезят все волчата.

— Ваш рай?

— Нет, скорее, наш Святой Грааль.

— Это как? Что-то я не понимаю, — нахмурился Бэмби. Я закрыл глаза. В темноте под веками невыносимо ярко горели белые звезды, и сквозь вишневое небо куда-то уходило племя волков.

Я открыл глаза.

— Мы искали тысячу лет. Потом еще тысячу… и еще… Мир, который был бы похож на тот… Это сильнее, чем Зов Леса, сильнее, чем сама Сила. Вишневое небо… Оно живет в каждом из нас. Мы храним воспоминания о нем, тщательно оберегаем их от пыли и забвения… Небо, недоступное нам. Давно уже мертвое небо. А мы продолжаем искать. Понимаешь?

— Наверное, да… Вы так пришли на Землю? В поисках своего Святого Грааля?

— Так, но не сразу. Было много других миров. Они почему-то не принимали нас, словно заранее ненавидели. Первый Белый Волк показал нам дорогу, но не объяснил правил движения. Все, что нам досталось от него, — это Сила, из-за которой нас сжигают на кострах, и пророчества, мешающие бороться за жизнь. Может, стоило умереть вместе с вишневым небом? А так… Спасибо Белому Волку, наше племя превратилось в вечных скитальцев…

— Пророчества?

— Да.

Бэмби заинтересованно приподнялся на локте.

— Какие? Ты их знаешь?

— Их знает каждый волчонок, — горько усмехнулся я. — Они очень короткие. Не пророчества даже, а так… чей-то пьяный бред… Хотя… Мы ведь не пьем.

— Ну? — нетерпеливо подтолкнул меня Бэмби.

— Первое: «Кровь человека погубит племя». Старики говорят, что убивать человека — это даже не грех, это самоубийство. Только мы все равно убиваем. Кто-то чаще, кто-то реже, — я тряхнул головой. — Второе: «Беловолосый покажет дорогу домой».

Бэмби потер шрам.

— Домой? Но ты же только что сказал, что ваш дом — тот, в другом мире, где было вишневое небо, — уже умер?

— Сказал.

— Я что-то не улавливаю смысла.

— Честно говоря, я тоже, Бэмби, — признался я.

— У тебя белые волосы.

— Ну и что? — недоуменно спросил я, а, поняв, рассмеялся. — Я полукровка, помесь волка-отца и матери-человека. Так что, знаешь, ты не ищи тайны там, где ее нет. В пророчестве речь идет о Белом Волке. Старики говорят, что он охраняет нас от самих себя…

— Так мне стало понятно еще меньше, — сообщил Бэмби. Если он думал, что я тут же начну отвечать на дополнительные вопросы, то он очень сильно ошибался.

— Охотно верю, Бэмби, — согласился я, — но помочь ничем не могу. В наших легендах легко можно заблудиться. Их много, и все они похожи одна на другую. Они передаются от поколения к поколению, чтятся стариками, но на самом деле ничего уже не значат. Все это давным-давно стало пылью.

Я взглянул на Алину. Она спала, крепко сжимая во сне мою руку. Эта сказка оказалась из разряда тех, которые она не любила.

— Вишневое небо… Это красиво?

— Красиво.

— Его уже нет?

— Ну почему же… Пока еще есть.

Я уже собирался ложиться, когда услышал, как кто-то тихонько поскребся в окошко.

— Но-ой!

В темноте леса горели два желтых огонька. Я открыл окно, спросил тихо:

— Кто здесь?

— Артем, — ответил знакомый голос. К окну неслышно приблизился крупный серый волк.

— Заходи в дом.

Волк отрицательно мотнул головой.

— Лучше ты выходи, Ной! Луна еще только-только родилась, и на небе звезд, как муравьев в муравейнике… Воздух аж звенит! Такую ночь грешно пропускать! Выходи, прогуляемся…

Раньше, в другой, щенячьей жизни, мы частенько убегали из дома по ночам… Мы дышали Лесом, и он дышал нами. Мы представляли, как будем охотиться, когда обретем настоящую Силу. Мы были молоды, глупы и… Нет-нет, не так. Мы были просто молоды.

Я напрягся, меняя облик. Потом одним прыжком перемахнул через подоконник. Артем тихо засмеялся, обнажая крепкие белые зубы, в нетерпении хлестнул себя хвостом о бок.

— Я знал, что ты не откажешься… Пошли, ребята уже ждут!

— Ребята? — насторожился я. После Совета я почти ни с кем не общался. — Где ждут?

— Где-где… Где и всегда. Помнишь нашу поляну?

Я помнил. Это было у черта на куличках.

— Не кривись, — хмыкнул Артем. — Ты сам ее выбрал.

«Это — твоя поляна, — сказал однажды его брат. — Ты придумал ее, и значит, она — твоя».

Нам было то ли по двенадцать, то ли по тринадцать лет. Мы играли во взрослых, мы хотели собирать свой собственный Совет, для чего нам требовалось место для тайных встреч. Я же говорю, мы были молоды, полны романтичных глупостей. Трой предлагал уходить на берег Северного озера. Предложение из категории «дешево, надежно и практично». Мы воротили от него нос, потому как романтики в прогулке к Северному озеру было ровно столько же, сколько в прогулке по болотам. Мик требовал какого-нибудь таинственного укрытия в холодных пещерах, отблесков пламени в сталактитах… Ни пещер, ни сталактитов в относительной близости от поселка не наблюдалось. Артем утверждал, что огонь — он и в городе, и в лесу — огонь, и принципиальной разницы, где его разводить, он не видит. И только я совершенно точно знал, что мы ищем. Я как будто видел ее наяву, заключенную в плен старых деревьев и пустого неба, усыпанную цветами, пропахшую вишней, медом и легким запахом костра. Мы искали и нашли, и тогда Антон сказал: «Это — твоя поляна. Ты придумал ее…»