Её глаза широко распахнулись в этот момент, а губы приоткрылись, но с них и звук не слетел. Полина стояла, смотрела на меня и не решалась ответить что-то.

Всё правильно… Она прямым текстом говорила, что не любит меня и вряд ли сможет полюбить, а я продолжал давить на больную мозоль… Пытался заставить её выбрать именно меня. И теперь расплачиваюсь за свои ошибки.

Я еду к маме, мысленно представляя себе встречу с Леной. Вот только не знаю, с чего всё начать, чтобы не сделать ей больно. Если она на самом деле влюблена в меня, будет непросто, ведь я запутался в собственных чувствах. Я сейчас не знаю даже, что именно испытываю к Полине. Умею ли я любить по-настоящему? Или просто живу, согласно своим безумным идеям?

Добравшись до дома мамы, я захожу и звоню в дверь. Открывает Лена, одетая в растянутую футболку до колен.

— Не знала, что ты придёшь! — лепечет она, пряча взгляд и краснея, точно школьница от комплимента. — Я думала, что это мама…

— А разве её нет дома? — хмурюсь я.

— Нет. Она уехала куда-то по делам, но должна скоро вернуться. Ты проходи… Может соорудить чай или кофе?

Голос Лены дрожит, и она старается не смотреть мне в глаза. Ведёт себя настолько отстранённо, что я сам себя ненавидеть начинаю. Это всё из-за меня. Я не замечал её чувств, и теперь поздно ставить точку там, где уже нарисовалось многоточие.

— Лен, нам надо поговорить… Скажи, ты любишь меня?

Она начинает кашлять, словно поперхнулась слюной от моего вопроса. Смотрит на меня перепуганными глазёнками, а я не знаю, как повести себя в этой ситуации. Не люблю я ходить вокруг да около и привык всё прямо говорить, в лоб. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на намёки. Мог бы и помягче, наверное, но уже как вышло. Ничего не получается поделать с собой.

— Люблю! — отвечает Лена, а потом хихикает. — Мы выросли вместе. Ну как я могу тебя не любить?

На мгновение наши взгляды пересекаются.

— Я не о том, Лен! Я ведь о другой любви спрашиваю… Понимаешь, твои слова на сцене, они затронули меня. Ты вела себя настолько искренне. Если ты меня на самом деле любишь, как парня, а не брата…

— То что тогда? — спрашивает она, не отрицая, что это правда.

— То мы во всём разберёмся, — повторяю я слова, сказанные ей в номере.

Пока ещё сам не решил, как именно… Я не могу поступить так же, как поступили со мной и подарить ей ложный шанс, но и полюбить её вряд ли получится. Неуверен, что, вообще, способен на это чувство. Может, у меня сердце каменное? Или просто неспособное любить по-настоящему, если я ушёл от Полины и не стал добиваться её взаимности.

— Да не в чем тут разбираться, Кирилл… Ты любишь Полину. Я не хочу становиться заменой для разбитого сердца. Не хочу, чтобы у нас вышло так же, как у вас с ней. Если она вдруг появится в твоей жизни, то ты так же сорвёшься и побежишь к ней на помощь… Точно так же, как и она побежала к своему бывшему… А меня ты бросишь зализывать раны. Замкнутый круг получается. Понимаешь? А я принимать в этом участие не хочу. Ты уж прости!

В глазах Лены застывают слёзы. Она разворачивается и убегает в комнату, а я чувствую себя последней мерзостью на земле, которой только можно быть. Такое ощущение, словно я падаль какая-то… Мерзкий слизняк, который пришёл и потоптался по хрупкому девичьему сердцу.

— Лена, подожди, — я спешу следом за ней, понимая, что просто нам точно не будет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Перерыв в отделе кадров все бумаги, я всё-таки нахожу адрес Нинэль. Это было несложно сделать, остаётся рассчитывать на то, что её паспорт не был жалкой подделкой, и что она всё ещё проживает по месту своей прописки.

Свесив все свои дела на заместителя и тонко намекнув ему, что пора бы уже ему моё место занимать, а мне остаться в роли владельца компании и генерального директора, я еду по адресу, переписанному на бумагу. Хочется поскорее уже закрыть этот гештальт и отправиться к своим девочкам. Мы слишком много времени потеряли. Слишком много, чтобы теперь растрачивать его ещё больше на ненужных нам людей.

Добравшись до полуразвалившегося пятиэтажного дома, больше похожего на общежитие, я оставляю машину и окидываю местных гопников предупреждающим взглядом. А потом решаю не вступать в конфликт. Подхожу к одному из них и протягиваю пятитысячную купюру.

— Ребят, вы же местные?! — они отвечают лёгким кивком. — Последите, чтобы тачку никто не поцарапал, а когда я вернусь, заплачу в два раза больше!

Их глаза начинают блестеть, а на губах появляются улыбки. Договариваться иногда куда лучше, чем угрожать. На всякий случай уточнив у них, в каком из подъездов квартира тридцать три, я направляюсь к нему.

Запах мочи и протухлости бьёт в нос, и я морщусь, прикрывая нос рукой. Непривычны для меня такие условия проживания. Поднявшись на нужный этаж, я нажимаю на кнопку дверного звонка и жду. В квартире шумят дети, значит, дома кто-то есть. И мне повезёт, если это она…

Когда дверь открывается, у меня от души отлегает тяжёлый груз. Она. Нинэль, не такая ухоженная, как тогда, когда заявилась ко мне на работу, стоит и смотрит на меня перепуганными глазами. По коридору бегают трое детей, скорее всего, погодки. Она смотрит на меня, сдувает со лба выбившийся локон волос и тяжело вздыхает.

— Я хочу просто поговорить, — со спокойной интонацией произношу я.

— Проходите, — отвечает она дрожащим голосом. — Вань, Петь, Маш, бегите в комнату. Сейчас я с дядей поговорю и продолжим убираться. Пока поиграйте немного! — командует Нинэль, хотя по паспорту она Нина.

Дети убегают. Я отмечаю то, как бедно они одеты, и какая гнетущая обстановка в квартире, и у меня прихватывает сердце. Как можно жить в таком месте? Конечно, я привык к хорошему, но это ведь дети… И они, вероятно, не знают даже, что есть жизнь лучше.

Нинэль приглашает меня пройти на кухню. В целом у неё в квартире чисто, но дух нищеты давит на мозги, и мне хочется хоть как-то помочь. У меня даже не остаётся сомнений, что она согласится пойти со мной на сделку.

— Один из детей тот, которого ты назвала моим четыре года назад. Да? — спрашиваю я, присаживаясь на деревянный стул с обглоданной то ли котами, то ли детьми спинкой.