– Не волнуйся. Отведу тебя к нему – но я пришел раньше. Не заметила? За двадцать минут может многое произойти. Разве ты не хочешь узнать, что случилось с твоей матерью? Давай. Спроси меня. – Слабый свет лампы блеснул в его темных глазах, злость доставляла ему удовольствие. «Где это отродье?» Комната завибрировала. Моя кожа горела. Думай, Кази. Спокойно. Найди выход.

– Бэнкс, – выдохнула я.

– Что?

Я с силой втянула воздух. У меня имелось нечто более смертоносное, чем кулак у его горла. Что-то, что могло одновременно напугать и прикончить его. Он уже мертвец. Он просто еще не знал об этом.

– Ты ничего не сможешь сделать, как только я расскажу о тебе Бэнксу.

– И что ты расскажешь?

– Что ты предал его. Ты уступил на допросе и выдал его имя Джейсу. Деверо. Ты сказал Джейсу, что это он дал тебе деньги на охотников за людьми. Как думаешь, какой будет реакция генерала? Надеешься остаться его лейтенантом? Нет, ты будешь качаться на веревке быстрее, чем успеешь намочить штаны.

В его глазах мелькнула паника. Он знал, что генерал любит вешать людей, а мое заявление, что он передал имя Бэнкса Джейсу, означало смертный приговор.

– Я назвал только его имя, – рассуждал он. – И все. Твой любовник собирался разрезать меня на куски.

– Полагаешь, Бэнкса будет это волновать?

– Я могу просто убить тебя сейчас, – сказал он, его рука сжалась на моем горле.

– И как бы ты объяснялся перед королем, который включил меня в свою платежную ведомость? Теперь я так же служу королю, как и ты, и, если не заметил, он любит меня гораздо больше.

Грудь Зейна вздымалась, а глаза превратились в стеклянные бусинки, пока он искал выход из затруднительного положения. Его слова путались, опережая мысли.

– Если ты… если я умру, ты никогда не найдешь свою мать.

Я вздрогнула, почувствовав, что меня ударили.

– Моя мать умерла, – ответила я.

– Нет, это не так. И я знаю, где она. Недалеко отсюда.

– Ты лжешь…

– Она жива. Я отведу тебя к ней, как только смогу. Но ты держи язык за зубами насчет меня. Поняла? Иначе никогда не узнаешь, где она.

Его слова звучали внутри меня. Он лишь искал выход. Способ заставить меня молчать. Она умерла. Но что, если…

Только сегодня утром думала, что Джейса больше нет. Что, если…

Я не поверила, но согласилась на его условия. Если ситуация выйдет из-под контроля, Зейн мог бы стать полезным союзником. Я заключила сделку с дьяволом, тем человеком, который вырвал мою душу и теперь подкупал меня ложной надеждой вернуть ее.

Я согласилась, потому что завтрашний день имел большее значение, чем одиннадцать лет мечтаний. Но послезавтра я все равно добралась бы до него. Послезавтра все изменится. Но он этого не знал. Еще.

Прогулка по коридору с монстром, которого боялась большую часть своей жизни, была долгой. Бесконечной. И к тому моменту, когда мы добрались до столовой, от меня осталась лишь пустая оболочка. Моя решимость плавала где-то вне меня, как призрак, которого не могла видеть.

«Не опускай голову, Кази».

«Ты справишься».

«Вытяни ноги вперед. Мы почти пришли».

Почти.

Джейс.

Он жив.

Я должна помнить только об этом. И что завтрашний день почти наступил.

Глава двадцать седьмая

Джейс

Если думал, что на бирже все плохо, то в городе оказалось еще хуже. Может, от отчаяния решил, что хоть раз все разрешится в мою пользу. Или что боги вмешаются. Конечно, все мои обеты и молитвы должны что-то значить.

Но не сегодня.

Зимой Хеллсмаус всегда серый. Мороз на тембрисах лишал листву красок, как и небо, но эта серость пробиралась глубже, словно пиявка высасывая из города жизненную силу. Такого холода я не помнил. Как и лиц, скользящих мимо меня. Ни в одном из них не осталось жизни. Хотя воздух был холодным, мои виски пылали. Хотелось бежать, найти короля и убить его. Почему никто еще не сделал этого? Где мои магистраты? Рен притянула меня ближе, чувствуя, что меня охватывает безумие.

– Осторожнее, муж, – предупредила Синове. – Мы знали, что дело плохо.

Но я услышал в ее голосе сомнение. Она тоже подавлена. Разрушения коснулись не только зданий и мощеных улиц – они пронизывали воздух, и солдаты, расставленные на каждом перекрестке и каждой крыше, добавляли ощущение безнадежности.

Кази жива. Здесь. Где-то. Часть меня надеялась, что мы пойдем по главной улице, я замечу ее, идущую с другой стороны, и увлеку в один из потайных ходов, которые мне были хорошо знакомы.

Рен резко вдохнула. Она увидела храм раньше меня. Даже с другого конца улицы я разглядел груды обломков.

Каемус рассказал, но я не успел подготовиться. Сияющий фасад, который когда-то встречал посетителей, исчез. Алтарь по-прежнему возвышался, застыв среди открытого пространства, словно олень, застигнутый врасплох и боящийся пошевелиться. Каждый обет, который когда-либо давал, был дан в этом храме.

Кроме одного. Одну клятву я произнес в пустыне вместе с Кази. Я сглотнул.

Монтегю ответственен за случившееся? Я все еще не верил в это. У него не было ни армии, ни денег. Он едва ли стремился править.

А как насчет налогов? Вдруг он рассердится?

Слова Кази пронеслись у меня в голове. Когда мы отчисляли налоги, всегда предоставляли ему полный отчет о том, куда был потрачен один процент, который оставляли себе. Монтегю никогда не возражал. Я полагал, это потому, что по нашим подсчетам один процент не покрывал расходов на магистратов, ремонтные работы, школы, два лазарета и многое другое. Список продолжался и продолжался.

Что, если он специально выбрал место, с которого хорошо виден ваш мемориал? Чтобы оскорбить вас?

Монтегю подстрекал нас? Я считал это невозможным, потому что король ничего не знал ни о нас, ни о мемориале, но Зейн знал. И теперь я понимал, что Зейн работал на короля. Все, кто жил в Хеллсмаусе хотя бы какое-то время, знали о ежегодном паломничестве нашей семьи к этому месту, чтобы починить мемориал и вознести благодарственные молитвы за Аарона Белленджера и его жертву. Если место поселения было выбрано специально, чтобы вызвать наш гнев, это означало, что неприятности, которые обрушились на нас в последнее время, вызваны не борьбой за власть после смерти моего отца, как мы считали раньше, это часть плана, который разрабатывался очень давно, еще до смерти отца.

Я заметил Алески, нашего почтового гонца, который шел нам навстречу, его белокурые волосы торчали из-под шапки, губы потрескались от холода. Он толкал тачку с припасами. У него семья в городе, но он редко