10 июля 2014 года, 15.50

Ленинградская область

Клиника находилась недалеко, всего в пятнадцати километрах от КАДа, но стоило свернуть с шоссе на дорогу, ведущую к ней, как начинало казаться, что цивилизация осталась где-то в другом мире. Дорога становилась по-настоящему узкой, на ней без проблем могли разъехаться только легковушки, и то приходилось выезжать на обочину правыми колесами. Деревья, между которыми дорога когда-то была прорублена, поднимались высоко вверх, нависали широкими кронами над асфальтом и создавали иллюзию тоннеля. Хотя на самом деле их ветки почти не соприкасались.

Всего через пять минут деревья расступались в стороны, а машину приходилось останавливать перед огромными коваными воротами, через которые просматривалась ухоженная территория. Она могла бы принадлежать дорогому санаторию, но двухметровый забор с колючей проволокой поверху намекал на то, что люди «отдыхают» тут не всегда по своей воле.

Антон не остепенился и не завел семью и ребенка в последние пять лет, как решила Саша. Ребенок у него был уже давно, в том числе и тогда, когда он преподавал в университете. Просто с матерью своей дочери Антон давно не жил. И до недавних пор считал, что если он дает деньги и приезжает поздравить и вручить подарок два раза в год – на день рождения и на Новый год – то полностью выполняет отцовский долг.

Но однажды мать его дочери позвонила ему в истерике и сообщила, что девочка, которой еще не исполнилось и семнадцати, угодила в больницу с передозировкой. Для Антона дочь и наркотики до того момента существовали в разных мирах. Он искренне считал, что ребенок ест только конфеты.

В тот день, когда Антон навестил дочь в больнице, что-то в нем изменилось. Он вдруг понял, что последние два года не находил времени приехать и поздравить Вику лично, просто переводил ее матери дополнительные деньги и просил купить подарок «от него», не зная точно, что именно ей нужно.

А за два года она изменилась, повзрослела. Из ребенка превратилась в девушку. Еще, конечно, совсем юную, но уже по-своему женственную. Она заметно похудела с тех пор, как он видел ее в последний раз, лицо заострилось, детские черты растворились под посеревшей кожей и залегшими под глазами тенями.

Стоя у больничной койки, Антон злился. Он был в бешенстве. Ненависть к тем, кто виноват в случившемся, клокотала в нем подобно лаве в проснувшемся вулкане. В глубине души Антон понимал, что виноват прежде всего он сам. Его безразличие, его вечная занятость. Но как любой нормальный эгоист, Антон не мог ненавидеть и злиться на себя. Поэтому его чувства были направлены вовне.

Однако чувства вины хватило на то, чтобы попытаться исправить ситуацию. Поэтому теперь его дочь лежала в лучшей частной клинике по лечению зависимостей, а он регулярно навещал ее. Наверное, и за всю жизнь Антон не видел ее столько раз, как за последние два месяца. Вот и сегодня, несмотря ни на что, он поехал к ней.

Персонал здесь умел быть вежливым. Да и обстановка внутри здания напоминала скорее хороший отель, а не клинику для наркоманов. Длинный коридор был выкрашен в светло-персиковый цвет, на полу лежал мягкий ковер, а на стенах висели картины. Каждую дверь украшала веселенькая табличка с именем пациента. К больным здесь тоже всегда обращались по имени, а не по фамилии, как это принято в обычных больницах. Решеток на окнах не было, их заменяли скрытые камеры, дающие возможность присматривать за «гостями», но не создавать у них ощущение тюрьмы. Возможно, лечили здесь не слишком эффективно, но зато Вика ни разу не пожаловалась на заточение и не попробовала сбежать, как часто делают наркоманы. Антон и вовсе подозревал, что хозяева реабилитационной клиники ничуть не возражают, если их клиенты будут через какое-то время возвращаться обратно.

Приветливая медсестра на посту улыбнулась ему и поздоровалась, обратившись по имени-отчеству. То ли он приезжал чаще других, то ли в ее обязанности входило запоминать посетителей.

– Ваша дочь после обеда прилегла поспать, – бодро сообщила она, лишь на секунду скосив глаза на мониторы, которые находились за стойкой и были видны только ей. – Но я уверена, она будет не против, если вы ее разбудите и прогуляетесь с ней.

Антон кивнул, прошел по коридору почти до самого конца и осторожно приоткрыл нужную дверь. Он заглянул в комнату – его с самого начала предупредили, что здесь не принято называть их палатами – и тут же, нахмурившись, посмотрел на табличку на двери. Нет, ошибки быть не могло: это комната его дочери. Только она оказалась пуста.

Он чуть ли не бегом вернулся на пост, слегка встревожив своим видом медсестру.

– Там никого нет. Где моя дочь?

Девушка удивленно хлопнула ресницами, снова посмотрела на мониторы, на этот раз более внимательно, и перевела взгляд на Антона.

– Она в своей постели. Спит.

– Ее там нет!

Его прошиб холодный пот. Медсестра продолжала испуганно смотреть на него, как будто подозревала, что он тоже наглотался каких-нибудь таблеток. Может быть, реальность снова скрыта для него за иллюзией?

Или от нее?

– Дайте взглянуть! – потребовал Антон, пытаясь нагнуться через высокую стойку и заглянуть в мониторы самостоятельно.

– Господин Степанов, прекратите! Это недопустимо! – возмутилась девушка, вскочив на ноги и пытаясь его оттолкнуть.

– Что здесь происходит?

Шум привлек молодую женщину, которую Антон не знал в лицо, но которая, судя по одежде, поведению и стопке медицинских карт в руках, была, скорее всего, одним из врачей. Лечащего врача Вики Антон знал, но другими не интересовался. Они здесь не носили халаты, но определенный дресс-код угадывался.

– Пожалуйста, посмотрите в монитор, комната двадцать шесть, Виктория Степанова, – взволнованно потребовал Антон.

Третий человек оказался очень кстати. Женщина, конечно, настороженно нахмурилась, но просьбу его выполнила. Она обошла стойку – ей медсестра препятствовать не стала – и наклонилась, присматриваясь.

– Танюш, а где Вика? – напряженно уточнила она, уже чувствуя неладное.

– Екатерина Валерьевна, она ведь тут, спит, – чуть не плача, повторила медсестра, глядя на монитор широко распахнутыми глазами.

Значит, под гипнозом все же она, а не он. Мимолетное облегчение, которое Антон испытал, мгновенно рассеялось. Как давно это произошло? И что за это время успела сделать Вика? Что все это время видела она? Куда он ее увел?

Антон повернул голову в сторону комнаты, дверь которой так и осталась распахнутой, и непроизвольно вздрогнул.

Он снова был здесь. Подпирал лысой макушкой потолок и смотрел на него, Антона. Молчал, как и в прошлый раз, но его взгляд говорил красноречивее всяких слов.

Ему давали понять: пусть его разум защищен, закрыт от чужого воздействия, разум его дочери уязвим. И поскольку она проходит лечение в том числе через внушение, она даже более уязвима, чем кто-либо.