— А что не так? — совершенно с искренним недоумением, спросил Давид.

Я не знала, как правильно обрисовать всё то, что творилось со мной. Как вместить в слова все те чувства, мысли и страхи что изо дня в день методично болью пульсировали в голове на протяжении всего месяца?

— Ты вернулся, — осторожно начала я. — Но надолго ли? Или потом снова придется залечь на дно? И как долго мы не будем видеться в следующий раз?

— У меня всё под контролем. Это просто была вынужденная мера.

— Хорошо. Допустим. А в чем же заключается главная цель твоей… работы? — спокойным голосом задала я следующий вопрос.

— Выбить деньги из должников, — коротко ответил Давид.

— Ты бандит, я права?

— Нет, — он отрицательно качнул головой. — Не совсем.

— Но ты убил человека.

— У Толика всё выпытала, — Давид невесело улыбнулся. — Послушай, Ло. Жизнь такая штука, что черного и белого не существует. И просто никогда ничего не бывает. Я тот, кто я есть. Уверен, что ты сразу поняла, кто я.

— Не сразу, но были некоторые догадки.

— Тогда не вижу никаких проблем, — Давид развёл руками.

— Ты серьезно? Не видишь никаких проблем?

— Нет, — уверено ответил Давид.

— И мы всегда будет жить в такой атмосфере? — я поднялась с дивана и отошла к окну.

— Только не начинай жрать мой мозг своими претензиями. Только не сейчас. Я разобрался со всем дерьмом и дико устал.

— Но этот разговор неизбежен.

— Чего ты от меня хочешь? — Давид опустился на диван и вытянул ноги.

— Определённости.

— По-моему, у нас ее предостаточно.

— Я бы так не сказала.

— Что ты себе уже успела придумать, пока меня не было? — Давид вперил в меня хмурый взгляд. — Я бы понял твои претензии, если бы шлялся непонятно где, а потом бы без объяснений заползал к тебе в кровать. Трахался бы на стороне и тут же клялся в вечной любви. Но у нас ведь всё иначе.

— А я тебя ни в чем и не обвиняю, но такая жизнь, — я развела руками, — Давид, это ведь и жизнью сложно назвать.

— Тогда почему ты позволила всему этому случиться между нами? Ты прекрасно знала, кто я.

— Я позволила? А ты, получается, здесь был ни при чем? — возмущенно спросила я. — Я догадывалась. Догадывалась, но не знала наверняка, а ты ничего мне и не спешил рассказывать. Почему же ты позволил нам зайти так далеко?

— Потому что влюбился! — выпалил Давид и резко вскочил на ноги. — Потому что ты другая! Потому что меня тянет к тебе, и я хочу, чтобы у нас всё получилось. Вопреки всему! Понятно?! — он шагнул ко мне. — Я подыхал, Ло. Но рядом с тобой хочется жить.

— Давид, я… Ты и так уже прекрасно знаешь, что я люблю тебя, но пойми… Такая твоя жизнь в подвешенном состоянии… Как мне ее принять?

— Я не знаю, — он неотрывно смотрел в мои глаза. — Не знаю.

— Сколько мы так сможем еще прожить вместе? Я не хочу бояться за тебя.

— Ну так и не бойся, — нервно произнес Давид и отошел назад.

— Не могу. Не бояться может только равнодушный человек.

— Ты ищешь проблемы там, где их нет, — Давид попытался пригладить ладонью волосы на затылке.

— Может, для тебя это и не проблема…

— Хватит. Я не переиначу свою жизнь. Она — часть меня. Не нужно пытаться меня переделать, — синие глаза опасно блеснули.

— Я и не пытаюсь. Но мы не слышим друг друга. Постоянно ссоримся. Я не хочу, чтобы у нас были ненормальные и болезненные отношения. Не хочу, чтобы мы сходились и расходились.

— Это жирный намек на мои прошлые отношения? — перебил меня Давид.

— Нет никаких намеков.

— Понятно. Я домой.

— Сколько еще ты будешь убегать? — я быстро прошла вслед за Давидом в коридор. — Чего ты боишься?

— Когда я на взводе мне нужно время, чтобы остыть.

— Но, Давид, — я хотела взять его за руку, но он не позволил.

— Я тебя услышал, Каролина. Услышал.

Давид ушел. Снова звенящая тишина. Снова ком в горле и полная опустошенность в душе. Я медленно присела на корточки прямо в коридоре и обхватила голову руками. Это был тупик.

Глава 29

— Он тебя обидел? — прямой папин вопрос оказался почти сродни удару хлыста. Меткому и болезненному.

Я не рассказывала отцу о том, что в наших с Давидом отношениях сейчас не всё было гладко. Во-первых, я не хотела тревожить папу, зная, как сильно он может переживать за меня. Во-вторых, я в принципе не имела привычки или аномальной потребности жаловаться кому-то. В-третьих, я понимала, что если хотя бы раз выставлю Давида каким-то монстром, то он навсегда останется для моего папы врагом номер один. Всё же я его дочь, и он всегда будет на моей стороне. Это одна из острых граней слепой родительской любви.

Но несмотря на то, что я улыбалась, старалась вести себя, как обычно, папа всё равно не купился. Его всегда было сложно одурачить.

— Нет. Просто немного повздорили. Всё нормально, — уверенно ответила я.

По сути, я отцу не лгала, ведь Давид никак не обидел меня. Ни оскорбил, ни поднял руку. Мы просто в очередной раз недопоняли друг друга. Это меня мучило.

— Ты кажешься очень уставшей и потускневшей, — в голосе папы звучало беспокойство.

— Это из-за работы. График жесткий. Но я уже почти втянулась, — я принялась торопливо складывать в холодильник домашний творог, которым меня периодически снабжает папа.

— Взгляд прячешь. Значит, врешь, — без агрессии или претензии отметил он.

— Неправда, — я закрыла дверцу холодильника.

Я убеждала себя, что недоговаривать — это не значит лгать. Прежде я была полностью уверена в том, что нет на свете такой темы, какую невозможно обсудить с отцом.