— Что? Опять?! — невольно вырвалось у меня.

Второй заказ на письмо за два дня — само по себе огромная редкость. Но как только из уст красавицы прозвучали слова о «прерывании отношений», я спинным мозгом почуяла: что-то не так.

Может, она каким-то образом узнала от Миссис Икс, что именно в «Цубаки» ей напишут все, что нужно? Но Миссис Икс не зря предпочитала анонимность. Да и вряд ли эти две женщины могут быть как-то связаны между собой. Скорее всего, такое совпадение — редкая, но все же случайность. Если, конечно, не допустить, что всю планету охватил бум прощальных писем, просто я об этом еще не слыхала.

— И с кем же вы хотите прервать отношения? — уточнила я, изучая собеседницу уже внимательнее. Лет ей было навскидку едва за тридцать. Выглядела спокойной и уравновешенной, хотя, возможно, так казалось лишь благодаря кимоно.

— С учителем чайной церемонии, — ответила Мадам Кимоно. Говорила она слегка в нос, с тем эротичным тембром, который так сводит мужчин с ума.

— С этим учителем я занимаюсь со старших классов. Много лет все было хорошо, но почему-то… с некоторых пор наши занятия превратились в кошмарный сон. Теперь на уроках я слышу одни оскорбления. Меня постоянно обзывают то бездарью, то криворучкой, то ошибкой природы. Сперва я говорила себе: но это все-таки твой учитель, а ты же так любишь чайную медитацию, так что терпи… Но какая уж тут медитация?

Под тяжестью воспоминаний она обреченно уронила голову и украдкой выудила из сумочки носовой платок.

— Пока эта враждебность касалась только меня, я терпела. Но когда начинают прилюдно сочинять гадости про моего мужа и сына… уже хочется переехать отсюда куда глаза глядят. Но у мужа здесь работа, у сына — школа, и оборвать все это слишком непросто… Да и сама я люблю Камакуру. Почему я должна ее покидать?!

И она упрямо пожала плечами.

— Моя близкая подруга считает, что вся проблема — в моей покорности. Которую я путаю с уважением. И что пока я сама не скажу ей: «Хватит!», пока не выставлю ей какой-нибудь ультиматум, она от меня не отстанет…

— Погодите! — наконец сообразила я. — То есть… ваш учитель не мужчина?

Если честно, в моем воображении уже почти нарисовался портрет учителя-маньяка, который запал на эту красотку так безнадежно, что стал ревновать ее к мужу и сыну.

— Да нет же! Учитель — женщина… Чтобы хоть как-то от нее отдохнуть, я решила на время не ходить на уроки. Но она принялась бомбить меня сообщениями по мейлу — почему не приходишь, где тебя носит и так далее… Я дошла до грани нервного срыва. А потом вдруг начали приходить посылки с дорогими подарками… В общем, я умоляю… Поппо-тян, выручай!

Вздрогнув, я вскинула голову и уставилась на нее. Пару секунд мы смотрели друг на друга не отрываясь. Пока моя память не прояснилась.

— Май-тян?.. Ты, что ли?!

— Ну наконец-то! — хором закричали Май-тян и Мадам Кимоно.

— Глазам не верю! Правда ты?!

— Конечно, кто ж еще? А я уже вся извелась: да когда ж ты узнаешь-то? А вдруг бы не узнала вообще? Вот был бы кошмар!

— Прости, прости!

От страшного удивления все дальнейшие слова повылетали у меня из головы. А я-то всерьез полагала, что передо мной — рассудительная дамочка на несколько лет старше меня! А оказалось, моя одноклассница из начальной школы. Та самая, что частенько выручала меня и заступалась за угрюмую отшельницу, не умевшую заводить друзей.

— Прикинь, Поппо-тян? Я до сих пор храню бейджик, который ты мне надписала! — защебетала она уже по-простому, отбросив проклятую вежливость.

— Что? Какой еще бейджик?

— Ну, ты же всему классу такие подписывала, не помнишь уже? — Покопавшись в сумочке, она и правда достала какой-то бейджик. — Вот этот!

«Май Онодэ́ра», — прочитала я иероглифы, выписанные на бейджике черным маркером.

— А я-то сама никогда не умела писать красиво. И когда ты написала это за меня, я так радовалась! Все мечтала: вот бы и мне так уметь. С тех пор так и ношу с собой!

— Что? Больше двадцати лет?! — поразилась я.

— Ну да, а что? Это же мой талисман…

С какой-то особой нежностью она прижала бейджик к изящной груди. И я вдруг вспомнила, что в среднюю, частную школу Май поступала уже в Иокогаме, куда переезжала ее семья.

Да, похоже, наши дорожки разбежались в разные стороны…

— Мой сын уже в первом классе! — добавила она, улыбаясь.

— Да ты что? Серьезно?!

На секунду я оторопела. Значит, и вокруг меня сейчас мог бы носиться сынишка со школьным ранцем за спиной?

Сказать, что она изменилась, — значит ничего не сказать. Изменилась сама энергетика, что от нее исходила. Сколько я ни таращилась, никак не могла поверить, что передо мной — моя одноклассница.

— Так что там насчет письма? — спохватилась я.

В глубине души я очень надеялась, что страшилку про учителя чайной церемонии Май-тян сочинила специально, чтобы меня напугать.

— Так ради него я тебя и нашла! — выпалила она. — Недавно была вечеринка одноклассников. Вдруг начали вспоминать тебя. Кто-то сказал, что ты здесь. А я как раз ломала голову, что делать с моей учительницей. Вот и решила: надо бы посоветоваться с Поппо-тян! У тебя же писчая контора.

А и верно, вспомнила я. Приглашение на вечеринку одноклассников приходило в рассылке и мне. Но я, со стыдом вспоминая о своем «оторванном» детстве, на подобные сборища никогда не ходила. Вот и на этот раз отписалась, мол, всем привет, но прийти не смогу.

— Я тебя поняла. Ультиматум предоставь мне! — сказала я твердо и посмотрела ей прямо в глаза. Я хорошо помнила, сколько раз она защищала меня от неприятеля. Теперь моя очередь.

Но как же меняются люди! В младших классах Май-тян была той еще задирой. Даже мальчишки убегали от нее в слезах. А теперь — полюбуйтесь! — готовая модель для журнала «Миры кимоно».

— Так ты и чайной церемонией занималась? Круто… — с уважением протянула я.

— О да… — вздохнула Май-тян. И чуть смущенно добавила: — Но тобой, Поппо-тян, я восхищалась всегда!

— Что?! — Я подумала, что ослышалась. — Это кем же? Унылой замухрышкой, которая не умеет дружить? Классный объект для восхищения!

— Ну да, от людей ты шарахалась, это я помню. Но ты всегда держалась так строго, так воспитанно. И знала так много слов. Глядя на тебя, я только и думала: эх, вот бы и мне такому научиться… А уж о твоем суперпочерке можно поэмы писать!

— Ну разве что о нем, —