Мы с Хлоей успели дойти до лестницы, а я так и не придумала.

— Слушай, а кто он — этот твой родственник?

— А? — я остановилась так резко, что Хлоя врезалась мне в спину.

— Я говорю, кто родственник твой? Может, я его знаю?

— Неа… не знаешь.

— Ну скажи хоть, как главная фамилия его рода?

Черт, черт, черт! Я лихорадочно вспоминала фамилии, которые называл мне господин ректор, и не могла вспомнить ни одной!

— У него длинная фамилия… сложная такая… все время забываю… как же его…

— Лорд-Советник Манкерхольм-Фаргес?

Я на мгновение напряглась — а вдруг она меня проверяет, предлагая несуществующую фамилию? Но делать было нечего, других имен я сейчас не вспомню, и я кивнула, радуясь, что не смотрю ей в лицо.

— Ага, он самый…

Хлоя хмыкнула.

— Прикольно.

— Почему?

Толкнув тяжелую дверь, мы вышли на этаж и пошли в сторону кабинета, где я провела несколько последних дней, и где сегодня рассчитывала закрепить Связь с моим мужчиной еще одним крышесносным сексом… Только бы получилось остаться так, чтобы никто на заметил…

— Так ведь он не только твой родственник, но и этого… как его… ну, которого ты терпеть не можешь?

— Кого?

Мы подошли к дверям ректорской, возле которой уже кучковались «победители» отбора. И ди Барес тут, кто бы сомневался. Стоит с подружкой-прихлебательницей под ручку, стреляет в меня злым взглядом.

При виде ее Хлоя понизила голос.

— А вспомнила! Грейвора он родственник — дальний, правда…

Я снова остановилась, не веря, что могла так облажаться. Хлоя тоже — дернув меня за рукав.

— Стоп! Это что ж получается — вы с Грейвором — дальние родственники?

Я мысленно закрыла лицо рукой. Ох…

— Ну… наверное… Очень дальние. Седьмая вода на киселе…

— Здорово! — у Хлои вдруг загорелись глаза. — Слушай, говорят, Манкерхольм с сыном приезжает — молодым капитаном Императорской Гвардии… Такой красавчик, я в журнале видела! Может, познакомишь меня с ним, на правах родственницы, а?.. Эль? Что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?

— Не вздумай потакать ей и с кем-то знакомить. И сама не вздумай знакомиться.

Выпустив последнее колечко дыма, Габриэль потушил сигару в остатках утреннего кофе, встал и внимательно осмотрел меня, крутящуюся перед зеркалом — до нашего гранд-выхода оставалось минут пять, не больше.

С «родственником» мы почти разобрались. Я смогла убедить Хлою, что смешивать серьезное задание с игривым не стоит — можно и переборщить. Внимание лорда Манкерхольм-Фаргеса и его сына (черт бы их обоих побрал с такой фамилией!) должно быть привлечено к грантам, а не к Хлоиным пышно-прелестям.

Хотя… если бы все это было не было только что придуманным мной фарсом, я бы не согласилась с господином ректором — именно через женские прелести гранты получить проще всего.

— Ты самое главное, не говори, что я тебе рассказала про то, что мы из одной семьи! — наставляла я подругу. — Иди знай, может он стесняется иметь в родственниках простолюдинку.

Хлоя понимающе кивала, и я знала, что она не подведет — сама из этих же кругов, и не будет ни к кому лезть с расспросами. Однако явно будет ждать от меня каких-то действий.

Вот поэтому Габриэль сразу же сказал, как отрезал — «не вздумай!» И потом еще несколько раз вот так «отрезал», явно давая понять, что если я полезу знакомить Хлою с сынком Лорда-Советника, то получу потом по первое число.

Да еще и расстроил меня, запретив наряжаться в платье, которое я с самого начала запланировала для своего первого выхода в свет — черное, облегающее, с глубоко открытой спиной. Я бы выглядела в нем королевой, особенно на фоне дородной и мордатой ди Барес…

Но нет! Не позволил, гад, самолично выбрав то, в чем не будет каждую секунду из-за меня «дергаться». Как будто мы идем не на светский раут, а на сходку бандитов или дикарей! Хотя… после произошедшего со мной на прошлой неделе, я уже не была в этом уверена.

— Повернись.

Я послушно повернулась к нему спиной. И вздохнула — все плотно запаяно-задраено, никаких изысков, никаких соблазнительных деталей. Нет, платье само по себе довольно милое — серебристо-серое, прошитое такими же серебристыми нитями, свободного покроя, что делало меня похожей на воздушную зимнюю фею. Что довольно иронично, учитывая то, что у определенных народов меня феей и считают…

— Как близко вы знакомы с лордом Грейвором, марэсса?

Неожиданный вопрос чужим, холодным голосом заставил дернуться и резко втянуть воздух. Душа ушла в пятки, пальцы похолодели и я медленно обернулась, ожидая увидеть в дверях инспектора полиции.

Но это был всего лишь Гэб.

— А вот теперь я тебя заподозрил, девушка, — все тем же голосом произнес он. — Расскажи-ка, что ты делала в понедельник с трех до четырех дня…

Воспоминания оглушили меня, а в смежной с комнатой ванной звонко лопнула лампочка.

— Зачем ты так? — дрожа голосом спросила я.

— Затем, что ты должна быть готова к таким вопросам. И реагировать так, будто тебе глубоко плевать на Грейвора — «знакома — он же мой сокурсник, сидим в одном классе на двух лекциях». И равнодушно пожать плечиком — вот какая должна быть твоя реакция. А не вздрагивать и белеть лицом. Иди вон посмотрись в зеркало, какая ты бледная… Почти зеленая.

Он подошел и поправил на моей голове тонкую диадему из белого золота, которую сам же с утра мне и подарил — в качестве компенсации за более скромное платье.

Мне не нужно было смотреться — я и так знала, какая я бледная.

Сглотнув слюну, поднялась на цыпочки и поцеловала моего любимого ректора.

— Я справлюсь. Все будет хорошо.

Он притянул меня к себе за талию, ответил на поцелуй.

— Ничего уже не болит? — и скользнул вниз по моим бедрам рукой.

Я помотала головой. Да, ночью вдруг начало саднить между ног, пришлось срочно вспоминать обезболивающие заклятье. Но сейчас отпустило — саднящее чувство ушло, я даже потанцевала немного с утра — удостовериться, что не запищу от боли во время прогулки с высшими чинами Империи.

На поясе Габриэля вдруг запикало переговорное устройство — сигнал от самого дальнего привратника.

— Едут, — сообщил он, глянув.

* * *

Будто прислуга, мы выстроились в ряд перед парадным поместья — я и еще пятеро студентов, вместе представляя собой полный социальный срез нашего общества — аристократы, простолюдины и, вместе с милашкой Лейси Деморро, еще и «теософы» — малочисленное и странное сословие, из которого воспитывали профессиональных священников и жрецов.