Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прошла вглубь по маленькому коридорчику, образованному из-за наличия персонального санузла. Кровать, на которой лежал пациент, располагалась с правой стороны, окруженная медицинской аппаратурой.
Подошла ближе, чтобы лучше разглядеть лежащего. Я не так много раз видела Михаила, чтобы как следует запомнить его черты, — память у меня на такие вещи совсем не цепкая, — но даже трубка дыхательного аппарата не помешала понять, что это он. Пробежалась глазами по кровати, пытаясь оценить его состояние. Он был накрыт тонким шерстяным одеялом, поверх простыни, по грудь, на которой были закреплены датчики для отслеживания сердцебиения. Руки были на виду, без видимых повреждений — гипса или простых повязок не наблюдалось.
Было больно видеть его в таком состоянии. Чувства вины, сожаления и беспомощности звенели, словно встревоженный талисман "музыки ветра". Слышала эту какофонию и не могла понять: вот чем я могу ему помочь?
Потянулась к его ладони и осторожно сжала её. Просто захотелось коснуться. Слышала, что такой контакт оказывает положительное психологическое воздействие на подсознание, даже у человека в коме. Видимо, это всё, что я могу сделать.
— Отошла от него, — услышала гневный тон со стороны окна и вздрогнула от неожиданности.
Тот парень, что забегал, точнее залетал к Михаилу, когда я была на его кухне, и тот, что выдернул меня из теплого помещения на хрен пойми какую высоту, и скинул!
— С какой стати, — огрызнулась в ответ, и не думая делать, как велит этот…
— Он здесь по твоей вине, — прошипел парень.
— Моей?.. — осеклась, испугавшись истерической нотки в собственном голосе. Шумно втянула носом воздух и заговорила сдержанным тоном: — Ни я нападала на него, ни я нанесла удары, которые привели к его падению.
Мои слова заставили крылатого побледнеть и нервно прикусить нижнюю губу. Я смотрела на этого парня исподлобья, не желая, чтобы он воспринял меня, как никчемного человека, от которого можно так просто избавиться.
— Что? Нечего сказать? Правда глаза колет? — И не удержалась от ехидного замечания: — Считаешь, что ты ему друг?
— Ты понятия не имеешь кто он и что вообще происходит.
— Мне достаточно того, что я вижу. Он на грани жизни и смерти, а ты весь чистенький и не при делах.
Парень не стал мне отвечать, а двинулся в мою сторону, обходя кровать и не сводя с меня своего яростного взгляда. Он схватил меня за локоть и сжал со всей силы, заставляя выпустить ладонь Михаила, а затем потянул к выходу. И правильно, нет слов, пускай в ход руки, раз на твоей стороне физическая сила.
— Отпусти! — но он, конечно же, меня не послушался. — Что? Теперь не можешь меня выкинуть с высоты птичьего полета как мусор?
Он открыл дверь и грубо вытолкал меня в коридор.
— Еще раз посмеешь сюда явиться, обещаю, что предоставлю тебе возможность закончить тот полет, как я и рассчитывал — мокрым пятном на асфальте.
Он захлопнул дверь, забыв, что так шуметь в больнице нельзя.
Бессильно выругалась себе под нос, не забыв обозвал этого крылатого представителя «петухом».
Но, ничего уже не поделаешь. Главное, что я убедилась в случившемся, и больше мне здесь делать нечего. Я ни врач, ни ангел, ни бог, чтобы иметь возможность вмешаться в случившееся с Михаилом. Но это все равно не даст мне покоя, вернувшиеся эмоции и чувства не позволят.
Было обидно за Михаила. Он не заслужил такого, тем более от тех, кто, в каком-то смысле, были ему друзьями. Может, я слишком близко к сердцу это всё воспринимаю? Оно даже стало болезненно сжиматься в груди, пытаясь вытолкать из себя непрошеную боль. Не считая этого чувства, внутри наблюдалась странная пустота. Не та, абсолютная и спокойная, что была моей подругой последние два года, а другая — холодная и медленно поглощающая всё тепло и любую искру положительных эмоций. Обычная безысходность приходила на их место, заполняя нутро и парализуя разум.
Слезы застилали глаза, желая пролиться, но плакать я не хотела. Бывает — душа плачет, а головой понимаешь, что это самое бесполезное действие в жизни. В такие моменты не понимаю, как мужчины, в большинстве, способны взять контроль над собой и своими эмоциями, не позволяя показать свою слабость. Они ведь такие же люди как женщины. И да, слезы — это слабость.
Это что же получается? Родилась женщиной, тогда, будь добра, показывай всем, что ты слаба — вот, держи ведро горючих слёз. Нет, они тебе ничем не помогут. Да, на душе станет легче, но жизнь твоя не измениться, если ты дашь волю своим чувствам.
Идя по внутреннему двору больничного комплекса, утирала слезы, которые мороз жадно принимал в свои ледяные ладони. В очередной раз я убедилась, что эмоции мне не нужны. Они лишь мешают. Я уже привыкла к спокойной и ясной голове. Тогда всё было просто и понятно. А теперь эти эмоции накладываются на происходящее, искажая детали и суть. И само происходящее внедряет в меня чувства, которые не дают трезво оценить ситуацию и принять правильное решение.
Например, сейчас — что делать? Вернуться к Йену и притворяться, что всё нормально? Так, как и должно быть? А должно ли быть так? Нет ведь. Я не готова принять то, в каком состоянии находиться Михаил. И что с этим делать?
Эмоции, будто сговорившись, гоняли его образ, имя и тот сон, вынуждая ситуацию закрепиться в сознании, а голову начать раскалываться.
Я шла, не обращая внимания на проходящих мимо редких людей, по видимости, медработники. Да и про Маркуса на какой-то миг забыла, пока он не окликнул:
— Ника, — приблизился он вплотную, — мне пришло сообщение, что твой договор аннулировали.
Сразу подумала о том "петухе", который ревностно стал защищать Михаила от такого незваного посетителя, как я. Уверена, тут не обошлось без него.
— Но я, — поспешил Маркус успокоить меня, — отвезу тебя домой.
Видимо я выгляжу сейчас ужасно, чтобы меня оставлять в таком состоянии одну, да ещё, так далеко от дома. Опять вернулась мыслями к Йену и достала телефон из кармана пальто, проверяя на ходу пропущенные. Он звонил несколько раз, и Вэн тоже, и даже сейчас. Кажется, босс решил меня достать своей настойчивостью.
— Да, — мой голос прозвучал жестко, аж саму передернула на сколько меня раздражало то, что он названивал без остановки.
— Ты ещё в больнице? — услышала вопрос Вэна, и гнев схлынул, запуская вереницу мыслей.
Откуда он знает, что я в больнице? Решил, что помчусь сюда, к Михаилу? Почему? Если бы я была собой, то точно этого не сделала бы. Михаил мне никто, чтобы, будучи свободной от эмоций, поспешить проведать его. Он каким-то образом сообщил Вену, что вернул мне утерянный "багаж"? Нет, сомневаюсь. Они не были друзьями и не испытывали друг к другу каких-либо положительных эмоций, чтобы поддерживать общение, даже из-за меня.