головы друг друга. Услышав шаги, они рассыпались в разные стороны и замерли в поклонах.

Ступив на порог, Джулия едва не охнула. На длинном столе, на сундуках, на стойках были разложены тюки невероятных тканей. От тончайшего белоснежного льна до драгоценной парчи и травчатого шелкового бархата. Мотки кружев и галуна. На подставке расположились рядком тесаные чурбаки, обряженные в дивные расшитые шапочки самого щегольского вида. Рядом возвышались два болвана с вырезанными лицами в платьях с пышными разрезными рукавами по последней моде. В углу, в отдалении, почтительно склонились двое почтенных мужчин и четверо совсем молоденьких безусых пареньков. Судя по платью, суконщик, портной и подмастерья. Там же терся дворцовый управитель.

Джулия поприветствовала их кивком и тут же уставилась на Розабеллу:

— Что все это значит?

Та лишь широко улыбнулась и вытащила из рукава сложенную бумагу:

— Читай.

Джулия сглотнула, развернула лист, всмотрелась в ровные угловатые буквы:

«Сеньора Джулия, ваше семейство ограничило вас в вещах, полагая, что я возмещу утрату. Не вижу для этого никаких препятствий. Сегодня к вашим услугам суконщик и портной. Выбирайте столько, сколько сочтете нужным. Я не хочу, чтобы вы в чем-то себе отказывали.

Ф.С.»

Джулия чувствовала, как щеки яростно заливает краска. Она вновь пробежала глазами короткий текст и посмотрела на Розабеллу:

— Это все… для меня? Для меня одной?

Та притворно надула губы:

— Разве ты не умеешь читать?

Джулия пожала плечами, но Розабелла уже увлеклась и медленно шла вдоль стола, проводя ладонью по разноцветным тюкам. Остановилась, благоговейно поглаживая кончиками пальцев дивный небесно-голубой узорный атлас. Ее личико преобразилось и засветилось, будто Розабелла только что стала свидетелем какого-то божьего чуда. Казалось, девчушка даже задержала дыхание.

Джулия подошла и тоже тронула ткань:

— Давай договоримся: я выберу себе ткани на одно платье, а другое пошьют для тебя. Из этого прекрасного атласа. Надеюсь, твой брат не будет против.

Розабелла широко улыбнулась:

— Почему одно? Ты можешь забрать все, что принесли. И пошить столько, сколько захочешь. Мой брат очень богат, тебе совсем ни к чему скромничать. Ты невеста владетеля Альфи.

Джулия вновь пожала плечами:

— Мне всегда нужно было выбрать только одно. — Она грустно улыбнулась: — После того, конечно, как сделает выбор моя сестра. А Паола ходила следом и неизменно шлепала по рукам, если я касалась слишком дорогой ткани. — Она посмотрела на Розабеллу: — К чему мне столько? Хватит одного. Ведь я даже никуда не выхожу…

Джулия вдруг замолчала и сделала вид, что любуется отливом атласа, а разум, словно грозовые тучи, заслонили темные мысли. Захочет ли она платьев и драгоценностей потом, после?.. Что сказала бы сейчас нянька Теофила? Наверняка, махнула бы красным крепким кулаком и заявила, что нужно хватать все и побольше. Хотя бы в виде платы…

Розабелла подняла ясные глаза:

— Чтобы быть красивой, конечно. Самой красивой!

Она сказала это с такой искренней простотой, с таким простодушием, что стало неловко. Джулия лишь кивнула с натянутой улыбкой:

— А ты разве не хочешь быть самой красивой? Посмотри, как этот прекрасный атлас подойдет к твоим голубым глазам.

Она рывком размотала тюк, приложила ткань к груди Розабеллы, сама поражаясь, как освежилось, как засияло белое личико каким-то жемчужным светом. Розабелла разулыбалась, но тут же помрачнела, отложила ткань, опустила голову:

— Нельзя. Мне еще долго носить траур.

Джулия лишь кивнула, чувствуя стыд — она неуместно забылась.

— Прости. Это было очень глупо с моей стороны. Но траур закончится, и будет много красивых платьев. Можно забрать эту изумительную ткань, а пошить после, когда придет время.

Розабелла скорчила мордашку и покачала головой:

— Лучше не стоит. Матушка очень рассердится, если я что-то сделаю без ее ведома. А если она не одобрит эту ткань, то и надеть не смогу.

Джулия поджала губы:

— Она не сможет не одобрить такой дивный атлас. Просто, — она обернулась, убеждаясь, что остальные стоят достаточно далеко, чтобы услышать разговор, — скажешь матушке, что я намереваюсь пошить платье из чудесной дорогой ткани, которая мне совсем не идет. И ей все понравится, когда она отберет ее.

Розабелла грустно улыбнулась и опустила голову:

— Вероятно, так и будет…

— Значит, договорились.

Повисло глубокое молчание. Джулия буквально чувствовала, что Розабелле было неловко. Та подняла глаза:

— Я не знаю матушку другой… но мне всегда этого хотелось.

— А твой отец… Каким он был? — Видя, что Розабелла отворачивается, Джулия тронула ее за руку: — Фацио сказал, что станет таким, как ваш отец. Каким он был?

Розабелла помрачнела. Оторвалась от атласа и снова медленно пошла вдоль тюков, поглаживая материю ладошкой. Подняла голову:

— Я сама не знаю, каким он был. Мне кажется, для того, чтобы подсчитать, сколько раз в жизни я видела отца, хватит пальцев на руках. — Она вдруг нарочито просияла: — Ну, о чем мы в такой чудесный день? Давай выбирать тебе самую красивую ткань. Не будем портить праздник. Ведь это же настоящий праздник!

Она вдруг помрачнела и с ужасом уставилась на дверь. И Джулия уже каким-то невероятным чутьем заранее знала, кого увидит, если обернется. Знакомые визгливые нотки, которые, словно дробь, ударяли в спину:

— Какой еще праздник, когда в доме траур?

Глава 36

Джулия глубоко вздохнула, зажмурилась, выпуская воздух, и воинственно выпрямилась. Фацио обещал, что утихомирит свою мать. Тем более, все, что здесь происходило, было устроено им же самим. Тираниха просто не имеет права возражать и скандалить. Демоны ее принесли в такой неподходящий момент! Но Джулия больше не даст себя в обиду. Они с Розабеллой не сделали ничего дурного. Ничего!

Джулия, наконец, повернулась и поклонилась будущей свекрови. Почтительно, но с достоинством, хоть это и потребовало усилий:

— Сеньора Антонелла… с возвращением.

За спиной тиранихи совершенно ожидаемо отиралась Доротея с жирным котом на руках. Казалось, этот исполинский зверь стал еще больше, еще толще, еще ленивее. Он недвижимо растекся на белых руках Доротеи, и лишь роскошный хвост привычно хлестал полосатую малиновую юбку. Джулия невольно поджала губы, глядя в надменное лицо компаньонки: отчего бы тиранихе не оставить эту бесстыжую в своем драгоценном приюте! Самое ей место!

По лицу сеньоры Соврано пробежала нервная тень. Казалось, ворот неизменной черной шемизетки вздыбился, как птичьи перья. Тираниха сделала несколько неспешных шагов и брезгливо взглянула на разложенные тюки, повела безупречной бровью:

— Что здесь происходит?

Управитель приблизился,