– …твою мать! Это он куда руки-то сунул? В кислоту?

– Я не знаю! – буркнула Мышка, стоя с сигаретой на пороге комнаты. – Уехал куда-то днем, а вернулся вот такой. Из такси выйти не мог сам, потом отключился вроде, а теперь вон мечется. И температура такая, что я даже озвучить боюсь.

– Так, Маня, слушай сюда, – решительно сказал хирург. – Я тебе сейчас помогу, мы его оденем, и я быстро закажу машину. Повезем к нам, в гнойное. В таком состоянии его тут нельзя оставлять – того и гляди, сепсис постучится.

– Слава, не выйдет, – покачала головой Мышка. – Он не местный, как ты его без прописки в больничку оформишь?

– Это не твоя печаль. Оформлю. Паспорт же есть у него, правда? Ну, и все. Давай, собирай его – ты ж не хочешь всю ночь на нем верхом сидеть?

Мышка вздохнула, понимая, что доктор прав, а Хохол, придя в себя, явно не обрадуется факту нахождения в больнице. Но выхода не было – в таком состоянии оставлять его дома было совсем рискованно.

– Слава, а я смогу с ним хоть на ночь остаться? Просто если он очнется в незнакомом месте, я не поручусь за сохранность палаты.

– Да хоть жить переезжай, – буркнул хирург, набирая номер.

С помощью водителя Слава смог спустить Хохла вниз к машине, Маша тоже поехала с ними. Женька по-прежнему бредил и почти не приходил в себя, лежа на носилках «Скорой». Мышке сделалось по-настоящему страшно – а ну как что-то серьезное случится? Что она будет делать с ним? Через пару дней вернется муж с дочерью, проводить все время около Хохла в больнице она не сможет, а оставить его одного в таком состоянии тоже нельзя. Придется как-то объяснить мужу, что произошло – а она и сама не знает, что именно.

В больнице Женьку сразу уложили под капельницу, зафиксировав руки к раме кровати, чтобы ненароком не вырвал установленный подключичный катетер. Маша сидела около него и мучилась от неразрешимой дилеммы – звонить или не звонить Марине. Судя по тому, как и что Женька рассказывал в последнее время, отношения у них напряженные, а у самой Коваль какие-то неприятности. Так стоит ли добавлять ей проблем? Но если Хохлу станет хуже – как тогда Маша объяснит, почему раньше не позвонила?

Женька открыл глаза, обвел палату ничего не выражающим взглядом и облизал пересохшие губы.

– Где я?

– Ты в больнице, Женя, – нагнулась к нему Маша. – Сейчас…

Она взяла стакан с водой и опущенной в него трубочкой, поднесла к запекшимся от жара губам:

– Попробуй…

Хохол осушил его в секунды, благодарно посмотрел на Машу:

– Спасибо… я как тут очутился?

– У тебя сильный жар и ожоги кистей. Что ты сделал с руками, где ты был вообще?

Хохол нахмурился, что-то вспоминая. По лицу его пробежала тень, глаза сделались злыми:

– Место не помню… не найду, скорее всего…

– Какое место?

– То, где мне этот ветеринар «синьки» сводил какой-то дымящейся хренью…

Маша ахнула:

– Ты идиот?! Это что же – за раз жидким азотом обе кисти?!

– Не знаю я, чем…

– Да за каким чертом ты вообще туда поперся?! Почему у меня не спросил?!

– А ты специалист большой, ага? – скривился Женька.

– Я – нет! Но я нашла бы того, кто может сделать это в цивилизованных условиях и нормально – понимаешь, нормально! А не засовывая твои руки в канистру с азотом!

– Да никуда он их не засовывал…

– А выглядит, как будто так оно и было! – отрезала Марья. – Ну, что ты за идиот, Женька?! Пятьдесят лет мужику – а хуже маленького!

– Отстань, Мышка, не зуди! – попросил Хохол жалобно. – Горит все, а тут ты еще…

– Да я тебе голову готова оторвать! – бушевала Машка, не в силах успокоиться. – Ты же руки себе угробил, не понимаешь?! Врачи сказали, что на левой вообще может не восстановиться работа сухожилий! То есть кисть будет у тебя в полусогнутом положении! Клешня будет, твою мать!!!

– Разработаю.

– Башку разработай себе! – рявкнула Машка и вылетела из палаты, не в силах больше сдерживать себя и опасаясь надавать зафиксированному Хохлу пощечин.

Женька закрыл глаза и погрузился в болезненное полузабытье. Нестерпимо горели руки, болела голова, мысли путались. Он не винил Машку за ее слова и даже себя чувствовал виноватым перед ней – мог действительно спросить, она бы помогла, посоветовала. Нет – поторопился, побежал невесть куда, теперь вот и себе, и ей проблем наделал. Машке надо готовиться – муж с дочкой возвращаются, а тут он в таком виде. А Мышка не из тех, кто бросает друзей в тяжелой ситуации. И Марине она не позвонит и не скажет ничего, потому что не захочет ее нервировать и нагружать еще чем-то, кроме того, что уже у Коваль есть.

Мышка вернулась, от нее пахло табаком – значит, курила где-то. Она села на край кровати, привычным жестом поправила шланг капельницы, осмотрела почти пустой флакон из-под лекарства на стойке.

– Маш… ты не злись, ладно? Ну, дурак я… так сложилось, решил, что как лучше сделаю…

– Вышло только как всегда, правда? – буркнула Марья, вставая и перекрывая струйку лекарства, чтобы сменить флакон. – Ладно, теперь чего уж… Лишь бы выкарабкался.

– Ну, ты меня-то не хорони, мне рано еще – у меня сын маленький совсем, – печально улыбнулся Женька.

Маша поправила одеяло, укрывавшее Хохла до подбородка, пальцем проверила, не затянулись ли брезентовые вязки на запястьях:

– Я тебя отвязывать не буду пока, ладно? У тебя температура, бред, ты мечешься, а у меня не столько сил, чтобы тебя удержать, если что.

Он снова закрыл глаза и кивнул:

– Не отвязывай. И вообще домой иди, нечего тебе тут.

– Не командуй, – строго заявила Мышка. – Ночевать я тут буду, договорилась уже. Все равно одна дома спать не смогу, а тут хоть люди кругом.

Хохол задремал, а Маша вынула из сумки блокнот и карандаш и начала что-то быстро строчить, то и дело переворачивая небольшие листки.

Разговор с Женькой немного облегчил ее состояние. Марина вдохнула промозглый воздух, поежилась и пошла по тротуару прочь от бистро, в котором оставила Ветку. Ехать в гостиницу смысла не имело – ведьма знала номер, приедет туда и начнет канючить. Нужно было искать иной вариант. В голову ничего не приходило, кроме другой гостиницы, но это ведь очень просто отследить, зная фамилию. Оставалась только съемная квартира – агентств недвижимости уйма, попробуй, обзвони все.

Коваль вздохнула и подошла к газетному киоску, купила местную газету с объявлениями и зашла в ближайшее кафе. Сидя за столиком в углу, она просматривала объявления об аренде и пила кофе. Сигареты закончились, нужно было купить пачку, но наличных денег осталось как раз, чтобы рассчитаться за кофе. К вопросу с жильем прибавился еще и поиск банкомата. Наконец она нашла подходящее объявление и позвонила по указанному в газете номеру. Договорившись о встрече с агентом и узнав адрес, она расплатилась за кофе и вышла на улицу. Был уже глубокий вечер, основной людской поток схлынул, и на улицах стало почти безлюдно. Марина вдруг впервые осознала, что находится совсем одна в абсолютно уже чужом городе, и ей не у кого искать защиты, если что. Телефон ее был выключен – она, как обычно, забыла положить денег на счет, а разговор с квартирным агентом съел все, что на нем оставалось. «Генка сейчас все оборвал – ищет, – отстраненно подумала она, шагая по выложенному брусчаткой тротуару. – Ладно, денег брошу – сразу перезвоню».