— Да ты сам ссыкло! Да я тебе вломлю как нефиг делать…

— Ага. Я знаю. Я не про это. Я в смысле, давай жмурика стырим прикола ради.

— Ёбть! Да хоть ДЕСЯТЬ жмуриков!

— Постой. Ты сейчас назюзюкался. Давай подождем. Мы знаем расписание. Мы знаем, как они работают. Мы ж каждую ночь следили.

— А ты, значит, не назюзюкался, а? Да у тебя иначе бы ОЧКО взыграло!

— Тихо ты! Смотри! Нот идут. И жмурик с ними. Бедолага какой нибудь. Смотри, простыню ему на голову натянули. Грустно.

— Да смотрю я, смотрю. Еще как грустно…

— Ладно, мы знаем расписание: если жмурик только один, они его закидывают, перекуривают и уезжают. А если двое, дверцы в катафалке они оба раза не станут запирать. Настоящие четкие мальчонки. Им все это обрыдло. Если жмурика два, одного они оставляют на каталке за машиной, заходят внутрь и вывозят второго, а потом обоих закидывают. Мы сколько ночей за ними наблюдали?

— Фиг знает, — ответил Билл. — Шестьдесят уж точно.

— Ладно, вот у них один жмурик уже есть. Если сейчас вернутся за вторым, этот — наш. Не обосрешься, если они сейчас за вторым пойдут?

— Обосрусь? Да у меня кишка потолще твоей!

— Ладно, тогда смотри. Сейчас узнаем… Оп-ля, поехали! За вторым пошли! — сказал Тони. — Хватаем?

— Хватаем, — ответил Билл.

Они рванули через дорогу и схватили труп за голову и ноги. Тони досталась голова — прискорбный отросток, туго обмотанный простыней, — а Билл держал пятки.

Потом они неслись по улице, и чистая белая простыня развевалась на трупе по ветру: иногда проглядывала лодыжка, иногда — локоть, иногда — полная ляжка, а затем они взбежали по парадным ступенькам меблированных комнат, допыхтели до двери, и Билл сказал:

— Господи ты бож мой, у кого ключ? Меня трясет чего-то!

— У нас мало времени. Эти уроды скоро второго жмурика вынесут! Кидай его в гамак! Быстро! Надо этот чертов ключ найти!

Они швырнули труп в гамак. И тот раскачивался в лунном свете — взад-вперед, взад-вперед.

— А может, назад отнесем? — спросил Билл. — Господи боженька, царица небесная, назад его что, нельзя?

— Времени нет! Слишком поздно! Нас засекут. ЭЙ! ПОГОДИ! — вдруг завопил Тони. — Я ключ нашел!

— СЛАВА ТЕ ГОСПОДИ!

Они отперли дверь, сгребли эту штуку с гамака и помчались вверх по лестнице. У Тони комната ближе. Второй этаж. Труп довольно гулко стукался о стену и перила.

Они дотащили его до двери Тони и разложили на полу, пока Тони нашаривал в карманах второй ключ. Потом дверь открылась, они плюхнули труп на кровать, зацепили в холодильнике галлон дешевого мускателя, хлопнули по полстакана, возобновили, вернулись в спальню, уселись и посмотрели на труп.

— Как думаешь, нас кто-нибудь видел? — спросил Билл.

— Если кто видел, сюда бы, наверно, уже легавых понабежало.

— А как думаешь, район обыскивать будут?

— Каким образом? Ломиться в двери в такое время и спрашивать: «Нет ли у вас покойника, случайно?»

— Блин, наверно, ты прав.

— Конечно прав, — ответил Тони, — но все равно интересно, каково было парням: приходят, а тела нет. Весело, наверно.

— Ага, — подтвердил Билл, — наверно.

— Ладно, весело или нет, но жмурик у нас. Во какой, на кровати валяется.

Они посмотрели на штуку под простыней, выпили еще.

— Интересно, он сколько уже труп?

— Недолго, наверно, я так думаю.

— А интересно, когда они застывать начинают? А воняют когда?

— Этот ригор-мортис не сразу бывает, я думаю, — сказал Тони. — А вонять начнет довольно скоро. Как мусор в раковине. Мне кажется, кровь им только в морге спускают.

И вот два алкаша глотали себе мускатель и дальше; временами даже забывали о трупе и беседовали о другом, смутном и важном, даже не умея толком выразить мысли. Затем беседа неизменно вращалась к покойнику.

Тело лежало на месте.

— Чего с ним будем делать? — спросил Билл.

— Поставим в чулан, когда застынет. Когда несли, у него все еще болталось. Вероятно, полчаса назад умер или около того.

— Так, ладно, ставим в чулан. А что дальше будем делать, когда вонять начнет?

— Я об этом еще не подумал, — ответил Тони.

— Так подумай, — сказал Билл, начисляя себе щедрой рукой.

Тони попытался подумать.

— А ведь знаешь, мы же в тюрьму за это сесть можем. Если нас поймают.

— Ну дак. И?

— Н-ну, мне кажется, мы сделали ошибку, только уже поздно.

— Слишком поздно, — отозвался Билл.

— Поэтому, — подытожил Тони, щедро начисляя себе, — раз уж мы с этим жмуриком тут застряли, можно хоть поглядеть на него.

— Поглядеть?

— Ну, поглядеть.

— А очко не взыграет? — осведомился Билл.

— Фиг знает.

— Ссышь?

— Ну. Меня к такому не готовили, — сказал Тони.

— Хорошо. Ты тянешь простыню, — решил Билл, — только сперва мне налей. Наливай, а потом тяни.

— Ладно, — согласился Тони.

Наполнил стакан Билла. Подошел к кровати.

— Ну все, — скачал Тони, — ПОЕХАЛИ!

И содрал с тела простыню через голову. Глаз он не открывал.

— Боже ПРАВЕДНЫЙ! — произнес Билл. — Это же баба! Молодая!

Тони открыл глаза.

— Ага. Была молодой. Господи, ты посмотри на эти волосы, светлые, аж задницу прикрывают. Но УМЕРЛА! Кошмарно и окончательно умерла, навсегда. Вот невезуха! Я такого не понимаю.

— Как ты думаешь, ей сколько было?

— Да не похожа она на мертвую, — сказал Билл.

— Тем не менее.

— Посмотри только, какие сиськи! Какие ляжки! Какая пизда!. Во пизда: по-прежнему как живая!

— Ага, — сказал Тони. — Про пизду знаешь, как говорят: первой появляется, последней уходит.

Тони подошел к пизде, потрогал. Приподнял одну грудь, поцеловал эту чертову дохлятину.

— Так грустно, все так грустно — живем всю жизнь, как идиоты, а в самом конце подыхаем.

— Трупы нельзя трогать, — сказал Билл.

— Она прекрасна, — ответил Тони, — даже мертвая, она прекрасна.

— Ага, только будь она живой, на такую шантрапу, как ты, даже бы не глянула. Сам же знаешь.

— Еще бы! В этом-то все и дело! Теперь она ОТКАЗАТЬ не сможет!