Петр грузно потоптался на месте:

– Ну уж с таким утверждением, я не соглашусь никогда! Все эти мозги в колбах и ваша болтология – химера! – Он не сдерживал себя и не пытался вуалировать антипатию. – Да, у меня вытащили часы и кошелек. Но стянули двое, а людей на улице было много, они-то не крали. Так что не надо городить огород. Кстати, ни в одном муравейнике никакого хаоса нет. У муравьев как раз полная гармония. Похоже, это у вас мозги поехали. Вы и есть самое настоящее аномальное явление! И чем вы только тут занимаетесь, не могу понять! Ясно одно: вы отменный иллюзионист! Поставили колбы с пустыми мозгами и втираете нам разную чепуховину! Все это примитивная фальсификация!

В ту же секунду жидкость во всех сосудах заколыхалась, мозги закрутились в ней, как в водоворотах. По комнате плеснул возмущенный взрыв голосов. Этот гул ударил по перепонкам безжалостно и яростно, заполнил всю комнату от пола до потолка.

Грушинину стало не по себе, почудилось, что голоса вырывались из всех щелей и подземелий, с того света. Если это была фальсификация, как утверждал Петр, то фальсификация высокого качества. Слова и фразы, рычание и вой, визг и вопль хлестали, как плетьми, рвали на части воздух, вгрызались в мозг, пробирали до дрожи в коленях. Прондопул хранил молчание.

Константин сжимал зубы и терпел.

Пантарчук краснел от натуги, подавляя себя. Между тем исподволь глубоко в душе начинался разброд, закрадывалось ощущение бессмысленности существования.

– Это мы пустые мозги?! Это мы фальсификация?! Это у тебя пустые мозги! Это ты фальсификация! Эмбрион безмозглый!

– Заткнись, обалдуй, а то будет хуже!

– Я убью тебя, я хочу увидеть, как из тебя забьет красным фонтаном твоя теплая кровь! Я убью тебя, и только в смерти ты поймешь все безумие жизни, какой ты жил!

– Я придушу тебя, жирный кусок мяса! Нахапал чужого! Таких, как ты, надо уничтожать в зародыше! Жрешь от пуза и думаешь, я тебе прощу это! Дай мне только добраться до тебя, и от тебя останется мокрое пятно! Я ненавижу тебя! Я так тебя ненавижу!

– Я предам тебя с потрохами и заживу веселой жизнью! Я рядом с тобой, я все знаю про тебя! Хорошо, что ты мне доверяешь! Доверяй и дальше! У меня уже собрана целая папочка на тебя. Я одним махом закопаю тебя без лопаты. А мне это продлит мою бесценную жизнь!

– Я обчищу тебя, как липку! Голым отправлю погулять! От меня не убежишь и не спрячешься. Вор всегда знает, как ему поступить с тобой.

– Где твоя взятка, жмот? Не видать тебе удачи, пока я здесь сижу! Меня не минуешь! Я везде! А где нет меня, там мои собратья, они знают, как тебе дать от ворот поворот! Не нарушай традиций, идиот, без этого обычая нет порядка!

Но другие голоса как будто оглаживали со всех сторон и лили бальзам на душу:

– Ты мог бы управлять государством, я так тебя уважаю. Я беру с тебя пример, я хочу быть похожим на тебя. Я никогда не встречал второго такого бесподобного человека. Ты все правильно делаешь. Мне ничего от тебя не надо. Ты только послушай меня. Я всегда говорю тебе правду. Кроме меня никто тебе ее не скажет. Уважь мою маленькую просьбу. Сделай, как я хочу. И это будет моя маленькая власть над тобой.

– Человек создан только для удовольствий. Я хочу получить их от тебя. Ты настоящий мужчина, поверь, уж я-то понимаю в этом толк. Ничего нет лучше удовольствий, какие я тебе дам. Я хочу тебя. Ты единственный мужчина из всех, кого я хочу.

Голоса кружили, как цыганская ворожба вперемежку с вороньем. Звуки их проходили сквозь Пантарчука и Грушинина, бились о стены и возвращались снова. Сосуды то резко, то плавно раскачивались, и казалось, что еще немного, еще чуточку и они упадут с подставок. Жидкость едва не выплескивалась наружу вместе с мозгами.

Наконец Прондопул поднял руку и его голос решительно прервал это сумасшествие:

– Молчать!

Движение колб прекратилось, жидкость успокоилась, мозги замерли. Установилась тишина.

Грушинин пришел в себя первым, через силу отдышался:

– Что это было? Гипноз? Подобного не должно быть на самом деле. Это какое-то наваждение. Лаборатория абсурда.

В глазах архидема вновь вспыхнуло разочарование:

– Вы верите в существование Бога, не видя Его. Но называете наваждением то, что видите реально. Вы такая же аномалия, как и все окружающие.

Петр вырвал себя из состояния разброда, подался вперед, готовый вступить в перепалку с Прондопулом. Но тот движением руки остановил. Ладонь архидема как будто одновременно уперлась Пантарчуку в грудь и зажала ему рот. Он пытался что-то произнести, но не мог разжать губы. Ноги стали не в состоянии преодолеть препятствие, какое внезапно возникло на пути. А сильное большое тело вдруг превратилось в немощное.

– Вы хотели посмотреть мою Лабораторию, я показал, – спокойно продолжил архидем. – Что еще интересует вас?

Пантарчук замычал, багровея, не в силах выдавить из себя собственный голос и оторвать от пола ноги.

Константин сообразил, что время их пребывания в Лаборатории подошло к концу, поэтому вытащил из памяти свой главный вопрос:

– Почему вы интересовались человеком, работающим у Петра Петровича?

– Меня интересуют все аномальные явления, – ответил Прондопул и глаза неожиданно сверкнули. – Вы с Петром Петровичем в том числе. Разве я не убедил вас, что вы тоже аномальные явления?

Осторожный Грушинин больше не стал пускаться в полемику, хотя по-прежнему очень сильно сомневался в правоте слов архидема:

– Если я правильно понял, вы занимаетесь изучением мозга. Вы уже накопили несколько сотен человеческих мозгов.

– Несколько тысяч, – поправил Прондопул. – Но это капля в море.

– Тут уж как посмотреть на это.

– Ваша профессия берет верх. Вас, конечно, интересует, где люди, коим принадлежали эти мозги?

– Было бы правильнее спросить, где их трупы?

– Не называйте их трупами. Большинство из них живые и здоровые, находятся среди вас, однако есть и давно умершие. Но в этом только их вина.

Грушинину показалось, что Прондопул издевался над ним, когда говорил о живых людях без мозгов. Странное объяснение. И Константин опять выкатил вопрос:

– Кто же умертвил этих людей? Вы? – Мускулы привычно, как при поиске убийцы, налились упругостью, взгляд впился в твердые губы архидема.

– Вы снова заблуждаетесь, – нехотя отозвался тот: его всегда досаждали глупые вопросы. – Проявляете непрофессионализм при ваших способностях. Чтобы говорить об убийстве, надо найти трупы. А кроме того, доказать, что мозги от этих трупов.

Константин