Стоя, по персидскому обычаю, на высокой боевой колеснице, Дарий одним из первых увидел приближающуюся армию Александра.

Армия Александра шла широким фронтом по побережью от подножия гор до самой кромки моря. Она была невелика, но представляла единый сплоченный организм. Фаланги македонцев, как что-то неотвратимое, надвигались на Дария. На узкой прибрежной полосе у Исского залива две армии встали друг против друга.

Александр сел на Букефала и во главе отборного отряда своих боевых соратников повел войско в бой.

Между персидским царем и Александром стояли многотысячные ряды персидских воинов.

Дарий махнул рукой.

Персидская конница медленно двинулась на македонцев.

Началась битва.

Тяжелая кавалерия персов обратила фессалийскую конницу Александра в бегство к морю, а вслед за ним греческие наемники стремительно врезались в лес сарисс и, возбуждаемые извечной ненавистью эллинов к македонским невеждам, начали совершать опустошение в фаланге.

Войска смешались в тесноте узкой прибрежной долины.

В сверкающей драгоценными камнями тиаре Дарий, стоя в безопасном месте в тесном кольце телохранителей, повелительными, исполненными величия жестами отдавал приказания военачальникам.

Эллинские наемники старались спихнуть македонцев в воды реки Пинар. Битва эллинских наемников с македонскими воинами была яростной, исполненной лютой ненависти. Воинам Александра все-таки удалось смять наемников, после чего Александр со своей непобедимой фалангой врезался в самую гущу конницы Оксафра.

Персидские всадники не могли быстро уйти от преследований фессалийской конницы: движения персов были скованы тяжестью панцирей, и в бегстве они были также медлительны и неповоротливы, как и в битве.

Македонцы стремительно опрокинули тяжелую кавалерию и пехоту противника, затем круто повернули свою легкую конницу влево, внезапно ударили во вражеский центр, где, по обычаям персов, располагался царь.

Александр, расчищая мечом кровавый путь, рвался к персидскому царю. Он приблизился к его боевой колеснице на длину копья. Взгляд Александра, пронизанный жаждой уничтожения, сковал движения царя царей.

Дарий с ужасом, растерянно оглядывался по сторонам, ища спасения. Но только видел, как падали один за другим его полководцы и телохранители, как горы трупов вырастали вокруг его боевой колесницы.

Еще держался на коне Реомифр, отчаянно отражая нападения со всех сторон.

Персидский царь с тоской подумал, зачем он привел сюда в этот капкан свою армию, вопреки всякому здравому смыслу, ведь здесь воинам даже негде развернуться. Это был совет льстивого Бесса.

Когда Дарий воочию увидел стремительно падающую окровавленную голову Реомифра, он оцепенел от страха.

Александр неотвратимо приближался.

Взгляды двух царей скрестились.

В этот момент решалась судьба сражения.

Персы еще могли победить.

Но нервы Дария сдали, как только он встретился с жестокими глазами македонского царя.

Забыв о своем царском достоинстве, Дарий сам повернул вставших на дыбы коней и, пересекая поле боя, позорно помчался прочь.

Лишившись большинства своих военачальников, увидев бегство царя, персидские воины дрогнули и поспешили вслед за беглецом.

Битва у Исса в этот пасмурный осенний день была недолгой. Александру снова улыбнулась удача в войне отмщения за честь и свободу Эллады. Он снова одержал победу на поле боя.

Молодой македонский царь, которому шел всего двадцать четвертый год, видел, как стремительно, сверкая золотом, удаляется боевая колесница персидского царя и ринулся за ним в погоню, яростно шепча:

– Если бы не твои трусость и леность, ты, Дарий, мог бы победить!

Когда горы преградили колеснице Дария путь к бегству, он вскочил на коня и вместе со своей свитой исчез в горах.

Лишь вечерняя мгла остановила преследование в горах персидского царя. Александр повернул назад. Он был измотан. Из раны на правом бедре сочилась кровь. Обычное дело на войне.

Македонцы решили заночевать в шатрах побежденных.

Александр вошел в шатер Дария и остановился как вкопанный. Он попал в золотую клетку, где все предметы были из чистого золота. Только ложе царя царей было покрыто тигровыми шкурами.

Вдохнув пропитанный изысканными ароматами воздух, царь, усмехнувшись, обратился к стоящим рядом с ним Клиту и Птолемею:

– Вот что значит быть царем!

– И это говоришь ты, Александр! – упрекнул друга Клит.

– Такая роскошь достойна победителя! – вмешался в разговор Гефестион.

– Смотри, Александр, какая изысканная работа, – Птолемей протянул царю шкатулку из слоновой кости, украшенную рубинами.

Александр долго любовался тонкой работой, затем открыл шкатулку. Она была пуста.

– Что ты будешь хранить в ней? – поинтересовался Каллисфен.

– Только то, что наиболее ценно: «Илиаду» великого Гомера с пояснениями великого Аристотеля.

Царь положил в шкатулку драгоценный свиток, затем внимательно посмотрел на окружающих его друзей, задержал взгляд на Филоте, сыне Пармениона и очень тихо сказал:

– Дарий потерпел поражение с такой огромной армией! Запомните, ни одно государство не сможет наслаждаться покоем, если его подданные будут считать, что деньги, жизнь, время, здоровье нужно тратить только на чрезмерную роскошь, и при этом ни к чему не прилагать усилий, разве только к обжорству и любовным утехам.

– Ты прав, Александр! – с восхищением глядя на молодого царя, согласился Каллисфен.

Живя уже больше месяца в Милете в ожидании писем от Птолемея, Таида сблизилась с Лисиппом. Они стали неразлучны. Вместе выходили рука об руку подышать морским воздухом, вместе ужинали друг у друга, а затем целыми вечерами увлеченно беседовали. Часы, отданные дружеским беседам с этим мудрым, независимым, талантливым скульптором, всегда успокаивали Таиду. Она меньше ощущала свое одиночество, которое особенно усугублялось отсутствием Иолы.

Каждое утро в сопровождении рабов Таида после утреннего плавания, к которому она была приучена в школе гетер, любила бродить по берегу моря.

Не сознавая отчетливо, куда она идет, Таида неожиданно оказалась перед мастерской Лисиппа, расположенной среди обширного сада на берегу моря. Она часто приходила сюда, так как ходьбы до мастерской было всего несколько минут.

Дверь в мастерскую была открыта. Ученики скульптора еще спали. Не было видно и хозяина.

Оставив своих рабов в саду, Таида вошла в мастерскую. Из угла мастерской в нее, смеясь, целился Эрот. Скульптура еще не была завершена. Она тут же вспомнила вечер в Афинах, танец Психеи в исполнении Иолы и решение Лисиппа создать скульптуру Эрота. Ей стало грустно, захотелось снова скорее вернуться в Афины, увидеть Иолу, Птолемея, Александра… Но чувство долга обязывало ее постоянно держать себя в руках, не расслабляться.