Подняв глаза от мальчика, он встретил взгляд женщины, которую узнал мгновенно. С волосами, тронутыми серебром, она все ещё была статной, элегантной и красивой. Горянская кивнула ему с таким видом, словно они были старыми знакомыми, и он испытал внезапно что-то странное – ощущение, что действительно знает ее много лет, хотя видел впервые в жизни. И дело было даже не во внешнем сходстве с Ариной, хотя оно было поразительным, а в чем-то ином, совершенно иррациональном и необъяснимом логикой, которой он привык руководствоваться.

Когда Елизавета и Кирилл вышли, он тряхнул головой, прогоняя неясное ощущение, и снова сосредоточил взгляд на Арине, ожидая, что она все же ответит на его вопрос. Несмотря на то, что он уже был в курсе издевательств, которые практиковал на ней бывший муж, слышать, как она сама рассказывает об этом, было ещё тяжелее, чем смотреть на отвратительную картинку на экране.

Он пожалел вдруг о том, что все случилось так. Что они встретились слишком поздно для них обоих, когда оба были уже изломаны и не способны ни на что иное, кроме как выплескивать чувства через секс, не затрагивая ничего внутри друг у друга. Что были уже не способны ни доверять, ни делиться тем, что болело. Хотя, быть может, если бы он не захотел ее в качестве игрушки, а она не нуждалась бы в деньгах – они могли бы никогда не встретиться вовсе. Не наломали бы дров, не совершили ошибок… и не нуждались бы в друг в друге. Как, впрочем, и ни в ком ином, если не считать его работы и ее сына. И это было бы ужасающе неправильно. Бессмысленно. Тленно.

Но сейчас он стоял перед ней, приехав сюда, чтобы что-то исправить, а она считала, что для него это уже неважно. Глупая.

– Да, этот подонок действительно мертв, – ответил он Арине. – Я собственными глазами видел, как горела его машина. И тело… видел тоже.

От жутких воспоминаний к горлу подкатила тошнота, напоминая о том, как близок он был к краю. Краю собственной жизни. Но в данную минуту, когда стоял в этой комнате, чуть старомодной, но уютной, думать о том, чего едва не сделал, казалось каким-то кощунством. Словно своими мыслями мог замарать это место, где Арина, судя по всему, нашла долгожданное спокойствие. И если о чем-то ему действительно стоило подумать – так это о том, чтобы убедить ее, что спокойствия мало для счастья.

– Мне жаль, что всё у нас получилось так, – снова заговорил он. – Что я был слишком болен – не физически, а душой, чтобы интересоваться чем-то ещё, кроме твоего тела. Что ты не могла доверять мне и не знала того, что я охотно помог бы тебе и твоему ребенку, потому что мое собственное детство было таким, какое научило меня не тому, как нужно жить правильно, а тому, как жить и поступать нельзя. – Королёв повернулся к Арине и, посмотрев на нее внимательно, продолжил: – Мне жаль, но ничего этого уже не исправить и не вернуть. А вот начать снова, по-другому, ещё можно. Ты говоришь, что для тебя все постепенно изменилось и что это неважно. Ты ошибаешься – это единственное, что важно, Арина. Потому что для меня все изменилось тоже. Ещё тогда, когда я сказал, что быть моей единственной – значит терпеть меня до конца жизни. Так вот, у меня для тебя плохие новости: ты и есть моя единственная. И я пришел, чтобы забрать своё. – Он сделал к ней шаг, затем – ещё один. Помедлил, давая возможность вскочить с дивана и убежать, хотя даже это ей не помогло бы от него избавиться. А затем наклонился, протянул руки, и, схватив Арину за запястья, дёрнул на себя. Вжал в свое тело, уткнулся лбом в ее лоб и выдохнул прямо в губы:

– Не думал, что ещё когда-нибудь скажу это, но я люблю тебя. И это тоже тебе придется терпеть до конца жизни.

Роман произнёс последние слова, и всё вдруг стало неважным. То, что ещё минуту назад казалось единственным, что было способно заполнить мысли Арины, отошло даже не на второй план – на десятый или сотый.

Она обязательно расскажет всё Кириллу, скажет ему, что его отец погиб, подберёт слова. И хоть сын вряд ли воспримет эту новость близко к сердцу, она всё равно обязана быть максимально осторожной. Но это всё будет после…

Сейчас, когда Королёв сказал ей, что любит, когда признался, что хочет того же, чего хотела и она, всё остальное перестало иметь значение.

Он был рядом, касался её, прижимал к себе. И это было таким по-новому острым. И причина крылась совсем не в том, что теперь Роман не сидел в инвалидном кресле.

– И я тебя люблю… – выдохнула Арина, прикрывая глаза.

Это слово было так легко произносить, просто и свободно – как дышать. Дышать сейчас, зная, что всё то страшное, что владело её жизнью, теперь исчезло. А вместо этого рефреном звучали слова Королёва: «Я пришёл, чтобы забрать своё». И от них по телу проносилась такая чистейшая эйфория, что это сводило с ума.

– И тебе тоже придётся кое-что терпеть. – Она обняла его за шею, распахивая глаза, впервые за долгое время не боясь ничего и никого. – Своё забрать прямо сегодня получится вряд ли. Горянская теперь однозначно не отпустит ни меня с Киром, ни тебя, пока мы не отпразднуем день её рождения. И ещё… – Она сделала вид, что задумалась и прежде, чем рассмеяться легко и счастливо, уточнила: – Как думаешь, в твою машину поместится аквариум с рыбками?

Эпилог

– Арина, хватит! Сядь ровно или я заберу у тебя телефон!

– Я не могу… они там вдвоём… с ней.

– Там Лиза. Хватит, я сказал.

Артур осторожно, но с силой нажал на плечи Арины, понуждая ту сесть ровно. Приподнял лицо за подбородок и принялся колдовать дальше над её причёской.

– Так. Ну, рассказывай.

– Что рассказывать?

– Как живёшь, как муж твой, как Кир?

– Ты издеваешься?

– Я? Нисколько.

Он снова буквально насильно усадил Арину на место, когда она потянулась за сотовым, и продолжил.

– Ты, милая моя, напрочь забыла о том, что есть какая-то жизнь помимо семейной.

В последнее время Арина и вправду всю себя посвящала мужу, сыну и дочери, которой сегодня как раз исполнялось три месяца. В честь этого «юбилея», как называл его Роман, она была отправлена на встречу к Артуру, хотя сама Арина не особо восторгалась этой затеей. Ей всё время казалось, что они не справятся с малышкой, и каждую минуту она сидела, как на иголках, порываясь посмотреть, нет ли в сотовом пропущенных вызовов от мужа или Лизы.

– Забыла, – вздохнула Арина, прикрывая глаза от удовольствия, когда Арт стал массировать ей голову. – Но я такая счастливая…

Она действительно была счастлива. Тихим, спокойным, женским счастьем, когда все события в жизни были предсказуемыми, но не лишёнными сюрпризов. Роман продолжал много работать, чтобы они с Кириллом и Настей ни в чём не нуждались, Арина же была поглощена материнством.

С дочкой всё было иначе. К её рождению она подошла с более обширным опытом и даже мудростью. Всё было спокойным и размеренным – кормления, прогулки, первая улыбка. Даже Горянская не могла долго оставаться на расстоянии и приезжала раз в месяц, а то и в две недели.