Шрифт:
Интервал:
Закладка:
22 декабря 1849 г. петрашевцев доставили на столичный Семеновский плац, прочли им конфирмацию смертного приговора, скрыв от них изменение этого приговора генерал-аудиториатом, переломили шпагу над головой дворян, Петрашевского и еще двоих с завязанными глазами привязали к столбу.
Петрашевцы до последнего мгновения были уверены, что их расстреляют. Со слов Достоевского, все приговоренные «выслушивали… приговор без малейшего раскаяния». «Офицер скомандовал солдатам целиться… Но вот ударили отбой; привязанным к столбу развязали глаза и прочли приговор в том виде, в каком он окончательно состоялся. Затем всех отправили обратно в крепость, за исключением Петрашевского, которого тут же на плацу усадили в сани и с фельдъегерем отправили прямо в Сибирь» (С. Венгеров).
Мнений историков об этом событии не счесть. Не станем пересказывать их и принимать чью-то сторону, т. к. каждая из них попахивает ангажементом. Что ни говори, а петрашевцы попали под горячую руку монарха и осудили их только в память декабристов – пресекли их замыслы и разговоры загодя, чтобы не дошло до дел, чтобы не повторились события 1825 г. и чтобы господа интеллигенты не втянули в преступление крестьян и солдат. Николай I никогда не забывал о декабристах и в петрашевцах увидел их слабое, но повторение. По мнению В. Н. Еремина, именно это и определило и сам процесс, и приговор. Царь помнил о повешенных, считал это ошибкой, потому никого и не расстреляли. Это можно рассматривать как попытку исправить и оправдать ошибку с казнью декабристов.
«Этот человек был раз взведен, вместе с другими, на эшафот, и ему прочитан был приговор смертной казни расстрелянием, за политическое преступление. Минут через двадцать прочтено было и помилование и назначена другая степень наказания; но, однако же, в промежутке между двумя приговорами, двадцать минут или по крайней мере четверть часа, он прожил под несомненным убеждением, что через несколько минут он вдруг умрет… Он помнил все с необыкновенною ясностью и говорил, что никогда ничего из этих минут не забудет… Священник обошел всех с крестом. Выходило, что остается жить минут пять, не больше. Он говорил, что эти пять минут казались ему бесконечным сроком, огромным богатством… Неизвестность и отвращение от этого нового, которое будет и сейчас наступит, были ужасны; но он говорит, что ничего не было для него в это время тяжелее, как беспрерывная мысль: “Что, если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь, – какая бесконечность! И все это было бы мое! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счетом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!” Он говорил, что эта мысль у него наконец в такую злобу переродилась, что ему уж хотелось, чтобы его поскорей застрелили» (Ф. М. Достоевский, «Идиот»).
Дело автора «Дела»
Александр Васильевич Сухово-Кобылин (1817–1903) по праву считается великим русским драматургом – его комедии «Свадьба Кречинского», «Дело» и «Смерть Тарелкина» являются украшением репертуара любого театра и вошли в золотой фонд русской литературы. Не менее славен мастер слова и своим участием в уголовном деле по «делу Симон-Деманш». Существуют два взгляда на участие писателя в деле: он 1) жертва судейского произвола – это общепринятая точка зрения и 2) главный виновник преступления. Последнее мнение наиболее убедительно изложено А. И. Ракитиным. Все цитаты в этой статье из Ракитина.
Богатый помещик дворянин Сухово-Кобылин в 1840 г. познакомился в Париже с модисткой Луизой Симон-Деманш и устроил так, что через год француженка оказалась в Москве на его содержании. Жениться помещику на содержанке не позволяли сословные приличия – родня была против мезальянса. Амуры длились 9 лет.
Сухово-Кобылин все свое время уделял нескольким имениям в 5 губерниях, где он основал 5 заводов. Успевал он блистать на балах, играть в карты, приударять за красавицами, изучать философию.
Характер Александр Васильевич имел несносный. Светский лев раздражал мужчин дерзостью и остроумием, заносчивостью и грубостью. Но этим же ловелас пленял и женщин. Говорят, «дворня его ненавидела», поскольку он, «несмотря на знатность рода, не чурался рукоприкладства в отношении бесправных мужиков».
Луиза терпела измены, не без сцен, конечно, но деваться ей было некуда – она целиком зависела от благодетеля, снявшего ей квартиру, выделившего дворовых людей, обеспечившего ее всем необходимым, давшего 60 тыс. руб на обзаведение винным погребом. Луиза торговала там алкоголем, производимым патроном.
А. В. Сухово-Кобылин в 1850-х гг. и его дом в Москве на Страстном бульваре
В 1850 г., отмечают биографы, «Александр Васильевич окончательно охладел к француженке», однако отношения между ними не прерывались до тех пор, пока Сухово-Кобылин всерьез не увлекся светской львицей Надеждой Ивановной Нарышкиной, урожденной баронессой Кнорринг (будущей женой А. Дюма-сына). Нарышкина забеременела и, «не имея возможности развестись, решила бросить мужа и переехать к любовнику». Деманш стала готовиться к отъезду во Францию, где она собиралась с помощью Сухово-Кобылина открыть дамскую мастерскую. Увы, 9 ноября 1850 г. труп зверски избитой, зарезанной Луизы нашли за Ваганьковским кладбищем.
О пропаже француженки первым заявил в полицию Сухово-Кобылин за день до этого. Московский обер-полицеймейстер И. Д. Лужин, заподозрив заявителя в убийстве любовницы, создал следственную комиссию под председательством пристава Хотинского.
Были арестованы крепостные Сухово-Кобылина, обслуживавшие Луизу, – кучер Г. Кузьмин и две горничные.
При осмотре дома Сухово-Кобылина Хотинский «на стенах в сенях и в большой комнате обнаружил многочисленные темные капли и крупные потеки, похожие на кровавые». О происхождении пятен хозяин ничего вразумительного сказать не смог, и его тоже взяли под стражу. У арестованного было алиби – в ночь убийства Деманш он находился у Нарышкиной. Были арестованы также повар помещика Е. Егоров по причине расхождения его показаний и заявлений Сухово-Кобылина. Делом занялась Следственная комиссия под председательством коллежского советника В. Шлыкова.
Повара Егорова заточили в одиночную камеру, и уже через сутки он дал признательные показания об убийстве француженки вместе с пособниками – Кузьминым и горничными. Протокол его допроса расходился с фактами следствия (например, утверждалось, что тело убитой было брошено в овраг, тогда как нашли его на дороге), но комиссия не обратила на это внимания.
В связи с изобличением убийц Сухово-Кобылина освободили