вызвать его на поединок и не было ли к тому других кроме остроты и колкости побудительных причин».

«Когда вы послали от себя приглашенного вами секунданта корнета Глебова к Лермонтову с вызовом его на дуэль, то каков получился ответ Лермонтова и не говорил ли он чего относящегося к миролюбию или продолжал те колкости, кои вас оскорбили».

«Не заметили ли вы у Лерм. пистолета осечки или он выжидал вами произведенного выстрела».

Исследователи отмечали, что «суд нащупал все сомнительные места в показаниях подсудимых, которые требовали более углубленного следствия. Нужно было заставить участников на них ответить, а не ускользать от них прочь, ссылаясь друг на друга и на ранее данные показания».

К сожалению, Пятигорский окружной суд не завершил свою работу, по царскому приказу Траскин свернул его, дело передал в специально созданный военный суд, который он обязал завершить расследование как можно скорее. При этом обвиняемых освободили из-под стражи. Глебову и Васильчикову высочайше было разрешено выехать в Петербург, а Мартынову в Одессу.

Военный суд быстренько в 4 дня (27–30 сентября), и как надо было Траскину и Кувшинникову, закруглил это дело. Комиссия военного суда, потребовав лишить обвиняемых чинов и прав состояния, направила свое решение командующему войсками Кавказской линии, генерал-адъютанту П. X. Граббе, сопроводившим «военно-судное дело» своим «Мнением», в котором он заретушировал все моменты, нежелательные для подсудимых. Граббе предложил лишить Мартынова «чина, ордена и написать в солдаты до выслуги без лишения дворянского достоинства», а Глебова и Васильчикова, «вменив им в наказание содержание под арестом до предания суду, выдержать еще некоторое время в крепости с записанием штрафа сего в формулярные их списки».

«Доклад» поступил на конфирмацию (утверждение) Николаю I. 3 января 1842 г. самодержец вынес свой приговор: «Майора Мартынова посадить в крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию, а титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной им в сражении тяжелой раны».

Тайна дуэли и гибели великого поэта навсегда оказалась погребенной во лжи и трусости друзей и врагов Лермонтова, «несовместности» гения и злодейства и вечного несовпадения интересов государства и частных лиц.

Тень декабристов

На европейские революции 1848–1849 гг. и волну либерализма с Запада Россия ответила реакцией, подавившей на время и эту внешнюю волну, и волну внутреннюю, порожденную недовольством самодержавно-крепостническим строем. Николаю I удалось унять «пустопорожнюю болтовню интеллигентов» и отложить реформы. Монарх держал руку на пульсе событий и старался не допускать их бесконтрольного развития. Для этого у него были испытанные средства – полицейский аппарат, жандармский корпус и тайная полиция в нем – III Отделение, имевшие досье на инакомыслящих. Папки с донесениями пухли в пропорции письменным и устным высказываниям граждан и фантазиям тайных агентов. А время от времени требовался и показательный процесс, дабы унять брожение умов.

Одним из таких процессов стал в 1849 г. суд над петрашевцами, членами политического кружка, руководимого Михаилом Васильевичем Буташевичем-Петрашевским (1821–1866), служившим переводчиком в Министерстве иностранных дел. Молодые радикально настроенные люди принадлежали самым разным слоям общества. О разношерстности членов кружка говорит список из 23 имен, составленный агентом П. Б. Антонелли; вот несколько: «помещик Курской губернии Николай Спешнев (28 лет), поручик л. – гв. московского полка Николай Момбелли (27 лет), студент Спб. университета Павел Филиппов (24 года), кандидат Спб. университета Дмитрий Ахшарумов (26 лет), отст. коллеж. асесс., литератор Серг. Дуров (33 года), неслужащий дворянин, литератор Алексей Плещеев (23 года), сын поч. гражд. Вас. Катепев (19 лет)…»

В деле сошлись сразу несколько писателей, в т. ч. Ф. М. Достоевский. По разным причинам в список не попали М. Е. Салтыков-Щедрин, В.Н. и А. Н. Майковы, В. Г. Белинский, Н. Я. Данилевский, Н. Г. Чернышевский и др., имевшие контакт с петрашевцами.

Для российской культуры это дело важно тем, что именно из него вырос гений Достоевского, взглянувшего на самого себя и вообще на русского человека, и на «русский бунт» с плаца, где его должны были через несколько минут расстрелять. Федор Михайлович, во многом пересмотревший свои взгляды, «не склонен был до последних дней жизни преуменьшать ни исторической роли петрашевцев, ни своих юношеских радикальных настроений».

Казнь петрашевцев. Рисунок Б. В. Покровского

Преступление состояло в том, что в течение ряда лет молодые люди по пятницам с пафосом обсуждали насущные вопросы современной жизни. Какое-то время ничего нового в их речах не было – озабоченность своим высоким предназначением и обычная дань сладостному либерализму – попечение о народе, свободе слова и непредвзятом правосудии. Но когда посиделки превратились в политический кружок, имевший филиалы в столицах и в провинции, и главенствующей темой стало не просто промывание косточек режиму, а осуждение государственного управления в России и подготовка (теоретическая) его замены, власти 23 апреля 1849 г. взяли всех участников заседаний под стражу и доставили в Петропавловскую крепость. Всего по делу петрашевцев было привлечено к следствию, по разным данным, от 123 до 232 человек.

По повелению царя 26 апреля «Секретная следственная комиссия» под председательством генерал-адъютанта И. А. Набокова приступила к «немедленному и самому тщательному производству следствия». Ей помогала «Особенная комиссия для разбора всех бумаг арестованных лиц» под председательством князя А. Ф. Голицына. За 1,5 месяца из кипы бумаг и протоколов допросов были выделены три главные темы «пятниц» («свобода книгопечатания, перемена судопроизводства и освобождение крестьян»), а также намерения кружковцев организовать «всеобщий взрыв» для освобождения крестьян, устроить тайную типографию, добиться изменения законодательства и пр. Крамольным комиссия сочла также атеистические доклады, изучение политэкономии Ш. Фурье, чтение запрещенной литературы – произведений Герцена, письма Белинского Гоголю и т. д.

17 сентября Следственная комиссия передала военному министру материалы и список обвиняемых по данному делу.

Главный вывод Следственной комиссии заключался в том, что кружок Петрашевского не принадлежал «к разряду тайных организованных обществ», однако отличался «духом, противным правительству, и стремлением к изменению существующего порядка вещей».

Ознакомившись с материалами следствия, Николай I повелел собрать смешанную Военно-судную комиссию под председательством члена Госсовета генерал-адъютанта графа В. А. Перовского.

Военно-судная комиссия начала свою работу 30 сентября. 2,5 недели она изучала следственное дело (более 9 тыс. листов), а с 18 октября приступила к опросу подсудимых. При этом «заговорщиков» именовали «горстью людей, совершенно ничтожных, большею частью молодых и безнравственных», мечтавших «о возможности попрать права религии, закона и собственности».

Как такового, слушания дела в присутствии обвиняемых не было. У петрашевцев не было адвокатов, и вообще они не могли оправдаться, поскольку осудили их не по закону, а по желанию комиссии. Такова важнейшая особенность самодержавия как власти – единственным законом является воля монарха.

Придя к выводу, что существование тайного общества не обнаружено, Военно-судная комиссия тем не менее «за преступный