так скоро, как близок неприятель, кто может? Столица, царский дом купно с областью призывают защиту, её Величеству всегда дух мужества присутствен. Взывая: «с нами Бог» — всех бодрит. До драки по сей час (3 июля 1788 г.) еще не дошло», и уже было видно, что Густав III пропустил момент. Он [не воспользовался выгодами своего положения и не довел своего набега до конца. Ему надлежало рискнуть прорваться к Петербургу. Дорога перед нми лежала почти открытая, не защищенная. «Внезапность, — признается гр. П. В. Завадовский, — наносила в первые дни всю опасность, но не было ведено умом предприятие напасть врасплох, и полуумный король, устрашивший нас, теперь уже не страшен». «Мы в Финляндии мало-помалу оперились». «Наши войска кое-как поспевают противостать, ежели король предпримет добывать Выборг или другие крепости». «Ежели Бог поможет выиграть лето, то все спасено... Кажется король потерял часы и не пользовался удобно от внезапности, а теперь войска наши на место поспевают»...

Медлительность шведов более всего озадачивала русских. Она даже нервила их. Очевидно родилось предположение, что за этой медлительностью кроются какие-нибудь серьезные планы противника. Наши власти во что бы то ни стало старались проникнуть в эту шведскую тайну. 7 июля 1788 г. Выборгский губернатор (Карл фон Гюнцель) написал исправнику Фридрихсгамского уезда, надворному советнику и кавалеру Николаю Клейгельсу, сверхсекретное письмо, в котором говорилось, что «вскоре мы будем в состоянии не только предстать пред взорами неприятеля, но быть может страница повернется так, что мы посетим соседей. Медлительность шведского короля дает нам возможность принять разнообразные меры»... Далее К. фон Гюнцель переходит к главной задаче своего письма и говорит, что речь идет о том, «чтобы подкупить одного из начальников финской армии, дабы он достоверным образом уведомил нас об операции королевской армии. Во время войны все дозволительно... Уже господствует неудовольствие в финских войсках вследствие того, что король начал войну без участия риксдага. Предложите десять, пятнадцать до двадцати тысяч plåten, на которые будет выдан вексель на Голландию или Гамбург, если лицо, к которому вы обратитесь, даст нам верные сведения, из которых можно было бы узнать, почему король до сих пор медлит (Zögert)». Затем Гюнцель дает совет обратиться письменно к Г. М. Армфельту, «ибо и такого можно подкупить, и если обер-камер-юнкер согласится вступить с вами в переписку, то можно обещать и более крупную сумму, и строжайшую тайну. Рискните, напишите ему письмо без подписи, куда надо прислать ответ». — К. Клейгельс ставился при этом в известность о тех лицах, с согласия которых делался подобный шаг.

Русские знали не только об общем неудовольствии действиями короля, но и помнили, какое влияние недавно еще оказывало их золото в Швеции, почему решили соблазнить фаворита короля, Г. М. Армфельта, всегда нуждавшегося в деньгах. В конце июля 1788 г. он получил анонимное письмо, в котором уговаривали его, ради спасения отечества, войти в намерения России, единственная цель которой восстановление для шведской нации прочного мира. Обещалось глубокое молчание, а на тот случай, если бы все открылось, гарантировалась протекция и покровительство могущественнейшей монархини, которая уже ранее засвидетельствовала свое благоволение к шведской нации. Свой ответ, адресованный «Благонамеренному финну», Армфельт должен был зашить в холщевый мешок и положить у третьего верстового столба, считая от Фридрихсгама. В письмо анонима вложен был вексель на Гамбург в 20.000 риксдалеров. Г. М. Армфельт ответил «искусителю» отказом.

4 июля (1788 г.), Густав окружил своими войсками пограничные наши крепости Фридрихсгам и Давыдов. Туда же он направил большой десант. Одновременно, в начале июля, граф В. И. Мусин-Пушкин доносил Императрице, что в Фридрихсгаме «имеется такой гарнизон, что король шведский не только его скоропостижно схватить не может, но при добрых мерах и при храброй обороне и крайний урон понести может».

Но когда показался неприятель, гр. Мусин-Пушкин, не рассчитывая на свои войска, обращается за помощью. К кому же? К капитану I-го ранга П. Б. Слизову. «Не можете ли вы оказать сопротивление шведам при свозе десанта»? — спрашивает главнокомандующий. «Посылайте, — отвечает отважный Слизов, — шведов я не боюсь и с ними охотно переведаюсь». Флотилия капитана I ранга Петра Борисовича Слизова состояла из 8 учебных судов. — И тем не менее гр. Мусин-Пушкин предписал Слизову (8 июля) «поспешить к Фридрихсгаму и сделать поиск над неприятельскими судами». Но в одном авангарде шведов оказалось от 35 до 40 судов. Слизову приказали «обратиться» к Выборгу. Но, уходя (17 июля), он лично умышленно отстал несколько и собственноручно произвел в них более 100 выстрелов. Его осыпали ядрами, но благодаря замешательству среди шведов, храбрецу удалось отойти.

Под Фридрихсгамом шведы высадили свой десант (до 6 тыс.). Произошло несколько горячих схваток с нашими отрядами и ген.-м. Левашов, уничтожив огнем предместье, заперся в крепости. Граф Мусин-Пушкин донес (23 июля), что неприятель высадился и отрезал Фридрихсгам от Выборга.

Императрица осталась очень недовольна действиями ген.-м. Левашова, назвала его трусом и хотела заменить Выборгским губернатором ген.-поручиком К. X. Гюнцелем.

Императрицу спросили: «буде шведы сожгут Фридрихсгам, дозволено ли будет гарнизону выступить, дабы таковая знатная часть войска не могла попасть в полон?» — Екатерина ответила: «Король шведский целит не на Фридрихсгам, но прямо на Петербург... Побив флот наш, он хотел идти прямо к Кронштадту, оной выжечь, а между тем армейский их флот имел сделать десант на Красной Горке, а другой — у Галерной гавани для выжиганья Петербурга: в этот проект входило опрокинуть статую Петра I»... В виду этого «гарнизон (Фридрихсгама) ни под каким видом не должен попасться в плен, ибо 2.500 чел. в финляндской силе уже знатная часть»...

Шведская шхерная флотилия должна была захватить с собой из Свеаборга тяжелую осадную артиллерию, но она этого не сделала. 23 июля (3 авг.) шведы подвезли свои 12-фунтовые орудия и открыли бомбардировку Фридрихсгама, но на следующий день канонада смолкла и около крепости не осталось ни одного орудия, ни одного шведского солдата.

Шведы отступили. Наш главнокомандующий озадачен. Что случилось? К. X. фон-Гюнцель по этому поводу доносил графу Брюсу 26 июля (1788 г.): «сие учинилось по совершенному ослушанию финского войска, к обращению которого к должности принужден был король лично угрозить саблею. Более же всего Або-Бьёрнеборгский полк учинил в воскресный день (23 июля) такую упорность, что король рассудил лучше отступить к границе. Сей полк объяснил ему, что к атаке России ни шагу вперед не пойдет, а свою границу защищать готов».

«Причиной тому (отступлению шведов от Фридрихсгама), — писала Императрица в одном