Семь батькиных пунктов из приказа, который вскоре стал знаменитым, были следующие:

«1. Разрушать тылы Красной Армии и ее институты насилия и произвола.

2. Летом разрушать линии железных дорог.

3. Разоружать красные части.

4. Увеличивать число бойцов в группах и их боеспособность.

5. Не допускать в отряды лиц, склонных к бандитизму.

6. Стараться сохранить сильные группы до известного времени.

7. Каждый командир ответственен за вверенную ему группу».

На улице стояла весна. Чистая, яркая, с высоким синим небом и жаворонками, самозабвенно заливающимися под самым солнцем. Хорошо было.

Удалось достать немного патронов и снарядить пулеметные ленты. Махно установил пулеметы на привычное место – на тачанки и потер руки:

– Це дило!

С пулеметами он сразу почувствовал себя увереннее.

Как-то Белаш завел с ним разговор о том, что надо бы поднимать мужиков в селах и ставить их под свои знамена, не то как только красные нащупают махновцев – раздавят их.

– Мужиков нам сейчас не поднять, – убежденно произнес батька, – не удастся, как бы мы ни пыжились. Пока мужики не отсеются, не справятся с картошкой на огородах – ни за что с места не стронутся. И я понимаю их.

Но тем не менее кое-какие силы под черным бархатным знаменем Махно собирались. У Маслакова под крылом уже находилось пять тысяч человек. Действовали отряды анархистов – три отряда по тысяче сабель в каждом, Пархоменко, брат легендарного красного комдива, решил все-таки не уходить на Кавказ, остался на Украине, сбил кулак в триста сабель, Куриленко сколачивал бойцов на черниговской земле, туда же перебазировался и Кожин.

Через некоторое время батька отправил своим подопечным приказ: пора собираться в кучу! И сделать это надо не позднее конца мая.

Как только отряды объединятся – под крылом у батьки вновь окажется могучая армия.

Но чекисты тоже не дремали. Разведка у них была налажена нисколько не хуже, чем у Левы Задова. Едва отряды двинулись на соединение к Махно, как один за другим попали в ловушки, каждый в свою, – и были наголову разгромлены.

В результате народу набралось всего ничего – пшик: полторы сотни сабель. Вооружение – двадцать пулеметов.

Батька пятерней почесал затылок:

– Мало!

Белаш согласно вздохнул:

– Мало!

Пленные, попавшие к красным, нарисовали на карте направления и маршруты, которыми они шли. Хотя конечной точки они не называли, и имени батькиного на допросах не упоминали, – этого они просто не ведали, комкор Примаков проанализировал показания их и вычислил, где может находиться батька. Угадал он точно. Довольно потер ладони:

– Все, спета песенка бандита! Хватит, нагулялся…

Брать Махно поехал показательный полк – так называемых красных гусар. Бойцы в этом полку служили как на подбор – богатыри. У них даже лошади были одной масти – белые. Амуниция – новенькая, оружие – только что со складов. Вот такая это была часть. Показательная. И ей не терпелось проверить себя в деле.

Примаков поставил перед командиром полка задачу:

– Взять Махно и привести сюда на веревке.

Командир полка подбил одним пальцем пышные усы:

– Нет ничего проще!

Махно был для него обычным гоп-стопником, мухомором, которому ничего не стоит заломить лытки кверху и нацепить на запястья браслеты. Примаков одобрительно кивнул:

– Я на это очень надеюсь.

Гусарский полк с развернутым знаменем, с командиром и комиссаром во главе выступил в поход.

Появиться неожиданно в селе, где находился Махно, ему не удалось: во-первых, батька, как и раньше, начал выставлять посты – глаза и уши свои, назначал в дежурства толковых ребят, которые не то чтобы красного всадника – муху не пропустят, во-вторых, батьку предупредили местные крестьяне:

– Нестор Иванович, до тебя там целая орда скачет…

– Кто такие? – Махно настороженно сжал глаза.

– Не знаем. Все на белых конях.

– Идут под флагом?

– Под флагом.

– Какого цвета флаг?

– Красного.

Батька засунул два пальца в рот, оглушительно свистнул – это он умел делать в Повстанческой армии лучше всех.

– Белаш! Виктор!

Тот явился, запыхавшийся.

– Будем встречать гостей. Бери тачанки. Я поведу сотню. Действовать будем, как всегда, по старой схеме. – Батька повысил голос: – Лева! Задов! Быстро ко мне!

Лева Задов, как всегда, находился недалеко. Предстал перед батькой, как Конек-Горбунок перед своим хозяином:

– Слушаю, батька!

– У нас красный флаг сохранился? Помнишь, мы взяли из повозки в одном разбитом полку?

– Сохранился. А куда ж ему деться? Свернутый в тачанке лежит.

– Он на древке или мы его содрали?

– Все сохранено. И древко тоже. Как взяли, так в таком виде и лежит.

– Разворачивай большевистское знамя! Пусть нас за своих примут. Обыграем красных в очередной раз, чтобы им на том свете скучно жить не было.

Махно пулей взлетел в седло. Задов вытащил из тачанки полковое знамя, расшитое золотом, украшенное надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

– Разворачивай, разворачивай его, Лева! – прокричал Махно, заводясь – он, как и в прежние годы, почувствовал себя молодым, застоявшаяся кровь требовала выхода. Махно всегда молодел, когда дело доходило до драки.

Задов развернул знамя, встряхнул, сбивая с него пыль. Выглядел Лева картинно, красиво, как настоящий знаменосец – мощный, с крупными бурыми ручищами, с белокурой прической – с годами волосы у Задова становились все белее и белее, – батька на мгновение даже залюбовался им, но быстро пришел в себя: сейчас не до восхищений, наступал очень опасный момент…

– Садись на коня! – скомандовал Махно.

– Есть на коня! – автоматически отозвался Задов.

– И – разворачивай знамя.

– Есть развернуть знамя!

Через несколько секунд Лева Задов уже сидел на коне, тяжелый, будто скульптура – отлитый из настоящего чугуна всадник.

– Поехали! – скомандовал батька. – Виктор, не отставай!

Белаш взметнул над собой руку, показывая, что все понял – не отстанет, мол…

Сотня выкатилась из села под красным флагом, заметным издали, несколько человек, скакавших рядом с батькой, затянули громкую удалую песню.

Командир гусарского полка, увидев всадников и развернувшееся на скаку красное знамя, даже привстал в стременах, привычно поправил усы. Потом покосился на начальника разведки, небрежно сидевшего в седле – тот еще полчаса назад предупредил командира об опасности, просил вести себя осторожнее.

– Здешние села – бандитские, надобно вообще почаще высылать перед собой разведку. Махно – мужик хитрый, не раз проявлял чудеса изворотливости. Уходил из плотно сжатого кулака как ни в чем не бывало.

– У меня не уйдет. Исключено, – самодовольно отозвался на предупреждение командир полка. – Удивляюсь, что для вас, разведчиков, он представляет силу.

– Представляет, как и всякий оборотень.

– А для меня не представляет! Мне приказано поймать этого Махну, и я его поймаю.

Начальник разведки в ответ только приподнял плечи и хлопцев своих, чтобы пощупать село, находившееся впереди, тревожить не стал.

Махновская сотня, четко держа строй, с песней приближалась к гуcapскому полку.

– Хорошо идут! – оценил махновский строй командир полка, обернулся к всаднику, сидевшему слева от него. – А, комиссар?

– Хорошо, – согласился тот. – Мы научились не только воевать, научились куда более трудному и важному – ленинской воинской дисциплине.

Прилагательное слово «ленинский» придавало любому существительному особый смысл, делало его значительным, и знающая публика – в